При подъеме на холм батарея замедлила ход, поэтому догнали ее быстро. Утром был дождь, глинистая почва размокла, а идущие впереди превратили ее в кашу, в которой колеса прокручивались. Обслуга спрыгнула с подвод, начала подталкивать пушки. На обгонявших их справа драгун не обращали внимания, не до нас было. Только оба офицера, остановившиеся почти у вершины холма и повернувшиеся к своим подчиненным, посмотрели на нас с интересом. Наверное, пытались угадать, кто мы и куда едем? Оба сравнительно молоды, лет по двадцать два. При ближнем рассмотрении одежда на них оказалась бедненькая. Богатые считали унизительным служить в артиллерии. Тем более, что артиллерийский офицер должен был еще и уметь считать не только до ста. Поэтому чин капитана-артиллериста стоил раза в два дешевле пехотного.
— Помощь нужна? — спросил я на голландском языке, остановившись рядом с офицерами, а вслед за мной остановились и драгуны.
— Нет, — ответил капитан на голландском с сильным акцентом, который я принял за шотландский.
— Шотландцы? — спросил я на шотландском.
— Да, — подтвердил капитан.
— И воюете против католиков?! — удивился я.
Католики-шотландцы в предыдущие века были естественными союзниками католиков-французов. Наверное, шотландцы потому и не переходили массово в протестантство, что не хотели быть одной веры со своими заклятыми соседями-англичанами.
— Кто нанял, за того и воюем, — ответил командир батареи. — Голландцы платят исправно. Это уважительная по нынешним временам причина, чтобы служить у них.
В это время шедшие впереди пехотинцы начали спуск с холма и стали не видны нам, а мы, наверняка, им.
— Я избавлю вас от разногласий с совестью, — сказал я, доставая из кобуры пистолет и направляя на шотландского капитана. — Я полковник французской армии. Предлагаю сдаться в плен, или все погибнете.
Оба шотландских офицера смотрели на меня так, словно перед ними туповатый шутник.
— Прикажи своим солдатам разворачиваться и ехать в обратную сторону, — продолжил я и поднял левую руку, готовясь дать отмашку.
Мои драгуны достали палаши из ножен.
Видимо, не столько мой пистолет, сколько поднятая рука и палаши драгун объяснили шотландскому капитану всю серьезность ситуации. Он быстро оценил соотношение сил, оглянувшись, убедился, что помощь опоздает. На круглом румянощеком лице со светло-русыми усиками появилась насмешливая улыбка, точно командир батареи потешался над собой или своей судьбой.
— Разворачиваемся и едем вниз! — приказал он вознице передней телеги.
Мои драгуны съехали на обочину, чтобы не мешать развороту. Телеги одна за другой начали разворачиваться и ехать вниз. Левое заднее колесо зацепляли крюком на толстой веревке, прикрепленной к борту, чтобы не вертелось, а скользило, тормозя, не давая телеге разогнаться, а лошадям понести. После спуска с холма крюки отстегнули.
Проезжая мимо оврага, я приказал капитану Генриху дю Брейему:
— Жди, когда доедем до следующего поворота, и рысью догоняй нас.
— Будет сделано, командир! — впервые назвав меня так, произнес он повеселевшим голосом.
Судя по всему, я оказался не таким уж идиотом, как ему казалось с полчаса назад.
52
Я предполагал, что исчезновение батареи пушек заметят примерно через полчаса и еще столько же времени будут ждать ее, а потом решать, куда подевалась? Западноевропейцы, конечно, не такие хорошие следопыты, как индейцы, но разберутся, кто и в каком количестве напал на батарею и куда ее повел. Тем более, что мы свернули с превращенной в месиво дороги, по которой прошла колонна, на ту, что вела в сторону нашей базы, и оставили на ней заметные следы. На марше нас легко одолеют, поэтому, когда примерно через час добрались до деревни, я решил остановиться в ней и устроить засаду.
Последний километр до деревни или чуть меньше дорога шла между ровными и широкими полями, разделенными рядами деревянных столбиков на участки. От дороги поля отделяли изгороди из шестов, невысокие, только чтобы коровы не забрели. Овец и коз здесь разводят редко. На полях осталась низкая стерня, потому что теперь убирают урожай косами, а не серпами. Солома была сложена в большие стога, придавленные с разных сторон тремя-четырьмя толстыми жердями. Деревня была небольшая, домов на сорок. Все строения, за редким исключением, сложены из желтоватого камня-песчаника и покрыты красновато-коричневой черепицей. Не сказал бы, что здесь живут богачи, а в Речи Посполитой такие дома принадлежали только шляхтичам и жидам-откупщикам. Дворы открытые, а вот небольшие огородики защищены каменными кладками или жердями. Жители благоразумно попрятались, чтобы не попасть под раздачу. Куры и гуси оказались не настолько сметливыми. Многие со свернутыми головами очутились в безразмерных торбах моих драгун.