Ров, когда-то защищавший деревню, давно засыпали, осталась неглубокая впадина, покрытая сухой травой. На валу рос кустарник, образовавший живую изгородь высотой метра полтора и шириной с метр, довольно густую. За этой изгородью мы и поставили пушки, по три с каждой стороны дороги. Точнее, девятифунтовки колесами заехали в изгородь, концы стволов торчали из нее по ту сторону, а лафеты были по эту, причем не имели надежного упора, нависали хвостами над склоном.
— Из-за отдачи пушки скатятся с вала, потом их трудно будет затащить на вал, — предупредил командир батареи капитан Патрик Маккуин.
— Надеюсь, затаскивать не придется, — сказал я.
Орудия зарядили картечью и навели шотландцы под моим руководством, после чего артиллеристов отвели в амбар ближнего дома. Поджигать затравку будут драгуны. Возле одной из девятифунтовок стоял мой слуга Жак Буше, которому неоднократно доводилось стрелять из пушек разного калибра. Флибустьеры — специалисты широкого профиля. Спешенные драгуны заняли позиции за изгородью, готовые по команде встать и выстрелить из мушкетов по врагу, который появился на дальнем конце дороги. Густой кустарник и перекрывшие дорогу на въезде в деревню, поставленные в три ряда арбы и телеги были стрелкам надежной защитой от вражеской кавалерии. В том, что в погоню пошлют именно кавалерию, я не сомневался. Предполагал, что пошлют и немецких кирасир, и венгерских гусар, но ошибся, как и во времени, которое потребуется командиру колонны на решение задачи и принятие решения. Скакали одни гусары и с задержкой почти на три часа.
Видимо, командир гусар представлял примерно, сколько нас, и был настолько уверен в победе, что не выслал разведку. Их было сотен пять. Строй не соблюдали. Единственное — никто не обгонял офицеров, скакавших хлынцой впереди. Когда до деревни оставалось метров двести, офицеры заметили заграждение на въезде и остановились. Командир в медвежьей шкуре подозвал кого-то, наверное, сержанта или опытного солдата и начал говорить ему что-то, наверное, инструктировал.
В этот момент я и крикнул:
— Батарея, огонь!
Пушки выстрелили вразнобой, последняя — и вовсе с запозданием секунд на пять. Как и предупреждал капитан Маккуин, все девятифунтовки съехали с вала. Что ж, не будут мешать моим драгунам, которые стояли наготове, собираясь отразить атаку врага.
Зря они готовились. Залп основательно выкосил венгерских гусар. Пятая часть или даже четверть попадала с лошадей убитыми или ранеными. Досталось и многим лошадям. Раненые животные понеслись с седоками и без в обратную сторону. За ними последовали и уцелевшие гусары на уцелевших лошадях. Минут через пять на дороге остались только убитые и раненые люди и животные.
Я прождал еще минут пятнадцать, после чего послал десяток драгун добить раненых и собрать трофеи. Надо было торопиться. Часа через полтора зайдет солнце, а нам за это время надо добраться до реки, где можем рассчитывать на помощь своих.
Драгуны привели около полусотни невредимых или легкораненых лошадей, нагруженных оружием, седлами, переметными сумами и узлами с окровавленной одеждой и обувью. Медвежьи и волчьи накидки были сложены отдельно. Это экзотические трофеи, которыми будут долго хвастаться. Добычу погрузили в конфискованные у крестьян десять телег, в которые запрягли трофейных лошадей. Верховые кони не приучены ходить в упряжке, но несколько часов потерпят. Уверен, некоторым больше понравиться тащить сравнительно легкую телегу, чем везти на хребте человека.
— Для драгунского полковника залп очень хорош, — похвалил меня капитан Маккуин, когда мы скакали впереди бывшей его батареи.
— Ты не поверишь, но опыта в стрельбе из пушек у меня больше, чем у тебя. У меня два корабля, на которых я успел повоевать против испанцев и голландцев, — сказал я.
— Почему же, поверю. Я видел результат, — сказал шотландский офицер.
— А вот твое командование, подозреваю, не поверит, что выстрелили так точно без твоей помощи, — предположил я. — В других мы сначала подозреваем худшее и дальше обычно не идем.
— Я надеюсь, мне поверят, — сказал он.
— Чтобы протестант поверил католику, надо чтобы католик перешел в его веру, — возразил я. — Но ты сильно не расстраивайся. Если не обменяют, через одиннадцать недель перейдешь на службу к французам. Наш король благоволит к шотландцам.
Наемный солдат, попавший в плен и не вызволенный своими за одиннадцать недель, имеет право перейти на службу к кому угодно. Обычно нанимаются к тому, кто захватил в плен.
— Что ж, послужу французам, — спокойно произнес капитан Маккуин и поинтересовался: — Выплаты сильно задерживают?
— Летом на месяц задерживали, теперь на два, — ответил я.
— Два месяца — это терпимо, — сказал он. — Жаль только, что у вас хорошего пива не делают.
— Зато в этих краях делают прекрасный кальвадос, — сообщил я.
— Кальвадос лучше голландского джина, — произнес шотландский капитан таким тоном, будто это и была главная причина, по которой стоит перейти от голландцев к французам.