Рыжего Барсика, любимца Павлика в пятом или шестом классе, Зоя смутно помнила, однако думала она о другом.
Если животные, в том числе собаки, обладающие гораздо более тонким обонянием, чем человек, могли отыскивать и спрятанные наркотики, и взрывчатку, и, в некоторых особых случаях, буквально
Природой так было заложено, что не мог: и количество обонятельных нервов у человека иное, и строение мозга тоже.
А что, если в исключительных случаях, например, в результате травмы, полученной в автокатастрофе, человек мог приобрести эту уникальную способность – различать запахи болезней?
И
Зоя прервала воспоминания Павлика о коте Барсике, который в самом деле был очень смешным, милым и трагически закончил дни свои, задавленный пьяным соседом.
– А, согласись, было бы здорово, если бы и люди могли воспринимать заболевания на нюх!
Аспирант меда явно не разделял ее эйфории.
– Ну, чего в этом хорошего? Представь, что ты принюхался к кому-то и знаешь: у этого человека рак поджелудочной. А этого скоро накроет инфаркт. А у этой болезнь Крона. Ну, в смысле диагностики это, конечно, класс, но сама подумай, какая ужасная жизнь была бы у этого человека! Ему бы проходу не дали, заставляли бы нюхать пациентов день-деньской! Да и фармацевтические гиганты наверняка открыли бы на него охоту, еще бы, это же ходячий детектор всевозможных заболеваний! И страждущие ринулись бы к нему и осаждали толпами, желая, чтобы он обнюхал их и поставил диагноз. Нет, спасибо, такого дара мне уж точно не надо!
Ей тоже, но разве она хотела получить его? Нет, он, судя по всему, у нее просто возник после черепно-мозговой травмы, полученной в трагической аварии.
В аварии, унесшей жизнь ее любимого, которого сегодня похоронили.
А она осталась жить, получив способность улавливать запахи болезней.
И, судя по всему, и
– А вот если бы кто-то мог унюхать…
Павлик заявил:
– Ну, тогда за этим несчастным охотились бы не только фармацевтические гиганты, но и спецслужбы, и разного рода нувориши, и криминальный мир. Нет, такого точно не надо! И вообще, рыбка моя, какая-то ты странная, но я понимаю, почему. Все, что произошло с Антохой, нас всех растрясло, но надо жить дальше, смотреть в будущее.
Он снова завел речь о том, что
– Папа, нам нужно поговорить, – произнесла Зоя, входя в кабинет отца. Все было, как и
Только за эти летние недели все изменилось коренным образом: погиб Антон, она сама наконец-то выписалась из больницы, Павлик уже считался ее без пяти минут мужем.
А она улавливала запахи, которые раньше ей были недоступны. И не хотела их ощущать, но теперь
Приближался день рождения отца – и дата смерти мамы. Которая нырнула и
Правда, получив в награду дар, который ей не требовался, – и потеряв своего любимого человека.
О, если бы все было наоборот! Если бы она могла отказаться от этого дара, который был ей не нужен, а Антон остался в живых…
Но он лежал на Северном кладбище, а она стояла в кабинете отца, явственно различая запах гниловатой дыни, который, и в этом Зоя была уже уверена, с каждым днем усиливался.
А в остальном все было, как и в тот день: отец с очками на носу работал над научной статьей за компьютером, а она хотела обсудить с ним то, что так
Но речь шла отнюдь не о продолжении учебы в меде.
А вот отец не сомневался, что она желала говорить именно об этом, потому что он вместе с Павликом, который покинул их всего полчаса назад, до этого на правах будущего зятя долго гоняя чаи с Игорем Борисовичем на кухне и ведя пространные беседы, начал речь именно об этом. Зое даже не требовалось подслушивать, они говорили достаточно громко, а дверь была не закрыта: они считали, что она спит в своей комнате.
Она спала, однако потом проснулась, потому что ее постоянно преследовал запах гниловатой дыни, которым была пропитана их квартира.
И который исходил от отца.
Сняв очки, отец произнес:
– Ну, я и сам хотел поговорить с тобой, дочка, так что очень даже кстати. Мы с Павликом обсудили тут твое будущее и пришли к выводу…
Ну да, отец с Павликом, два мужика, пожилой и молодой,
Не теперь, когда она стояла в кабинете отца, перед его письменным столом, и ощущала этот терпкий, сводящий с ума аромат гнилой дыни, который отец источал, казалось, каждой порой.