– А у нее болезнь Паркинсона? – переспросила Зоя, и бородач охотно пояснил и выложил очередную многословную историю.
– А дыню…
– Нет, моя жена дыню не любит, я тоже нет. Лучше уж тогда персики или абрикосы.
Он явно не ощущал никакого запаха дыни с гнильцой, иначе бы непременно об этом упомянул.
Его никто не ощущал,
– Лида, Лидочка! – крикнул бородач, – тут молодые люди, которые знали нашего Сережу!
И обратился к Зое:
– Вам надо с Лидочкой поговорить. Она вам про Сережу расскажет.
Павлик обеспокоенно произнес:
– Ну, нам вообще-то пора. Мы тут на похороны пришли…
Женщина в красных бусах с трудом повернула голову, и Зоя едва удержалась на ногах от сильнейшей волны дынной гнили.
Да, это странное амбре исходило от матери Сережи, жены говорливого бородача. Зоя кивнула ей, понимая, что присесть на лавочку рядом с женщиной в красных бусах будет выше ее сил.
Да и зачем ей делать вид, будто она знала этого Сережу, умершего еще до ее рождения, если это не так.
Но хуже всего было то, что Зоя не сомневалась: она просто не выдержит этот запах дынной гнили, который, казалось, окутал все вокруг и эпицентром которого, явно сама того не подозревая, была пожилая женщина в красных бусах.
– Нам в самом деле пора, вы уж извините, – перебила Зоя бородача. Тот, ничуть на них не в обиде, заявил:
– Конечно-конечно, был рад поговорить с человеком, знавшим нашего Сережу. Мы тут каждую среду, с двенадцати до трех. В следующий раз непременно поговорите с моей женой. Лида, Лидочка, попрощайся с молодыми людьми, знавшими нашего Сережу, им пора, им надо на похороны!
Не без облегчения оставив несчастных родителей, смысл существования которых заключался в том, чтобы ежедневно посещать место упокоения единственного сына, Зоя и Павлик вновь вернулись на центральную аллею. Толпа около златоглавой церквушки уже исчезла, и Павлик, посмотрев на часы, сказал:
– Ну, уже в самом разгаре. Ну что, точно уверена, что нам туда надо?
Зоя, лихорадочно думавшая о том, что только что пережила, даже не услышала его вопроса. Итак, она теперь точно знала, что этот запах дыни с гнильцой, который ее все время преследовал в больнице, был
Звучало невероятно, более того, даже
Он стал слабее, но не исчез, по-прежнему ощущаясь. Зато вновь стал доминировать аромат прелых ландышей, и Зоя понятия не имела, к чему же он был привязан и что означал.
А в том, что он что-то означал, она уже не сомневалась.
– Скажи-ка, аспирант меда, что ты знаешь об обонятельных галлюцинациях? – произнесла Зоя, и Павлик, с удивлением переспросив ее, стал бойко отвечать на вопрос.
Ну да, имеют место при повреждении медиальной части височной доли, которая отвечает за обоняние, при ряде невралгических заболеваний, наркотической зависимости, шизофрении…
– Но, кажется, при всех этих, тобой перечисленных, недугах имеет место нарушение обоняния, так называемая гипосмия, – перебила она Павлика, увлеченно рассказывавшего ей об этой самой шизофрении.
Тот подтвердил:
– Ну да, то есть, грубо говоря, падение обоняния, когда ты начинаешь не различать запахи или вообще их не улавливаешь…
Но у нее все было
Но, судя по всему, вполне
– А, ну тогда имеет место явление гораздо менее частое, так называемая гиперсмия, это, в отличие от гипосмии, особая чувствительность к запахам, которых обычно не улавливаешь.
Ну да, все
– Честно говоря, смутно что-то припоминаю об истерии. Ну, и о злоупотреблении наркотиками, в первую очередь кокаином, кажется, который влияет именно на функционирование височной доли. Ну, и различного рода опухоли головного мозга или, к примеру признаки инсульта…
Да,
Что же касалось всего остального…
– А, к примеру, черепно-мозговые травмы? – произнесла она осторожно. – Это же не обязательно должна быть опухоль или инсульт.
Павлик подтвердил:
– Ну да, наверное, возможно и такое, дело ведь не в природе нарушения в височной доле, а в его наличии. Думаю, что и в каких-то особых случаях при черепно-мозговой травме такое развиться может, но я же в этой области не специалист. А почему ты спрашиваешь, рыбка моя?