Флакон смерти №5

Ну да, Павлик был рад, что избавился от опасного конкурента, приходившегося ему троюродным братом, и что с того – подумаешь, потерял дальнего родственника, с которым и так не особо контачил.

– Рыбка моя, это нелепое стечение обстоятельств, ну, или судьба. Ты что, хотела, чтобы я погиб? Или ты сама? А так не повезло Антохе. Да, жаль парня, и родителей его тоже, но, уверяю тебя, мы их в беде не бросим, поможем, чем можем. Вот завтра, во время похорон…

Он резко замолчал, и Зоя встрепенулась.

– Во время похорон? Завтра? Но отец же сказал мне, что его уже похоронили…

Ну да, обманул.

– Ладно, не слушай меня, и вообще, давай забудем о прошлом. Я тебя прощаю, так что не важно, что там произошло. Так готова ли ты, рыбка моя, стать моей женой?

Положив коробочку с кольцом на тумбочку около кровати, Зоя ответила:

– Нет, не готова. И никогда не буду. Я тебя не любила, не люблю и не смогу полюбить, уж смирись с этим. Где и когда будут хоронить завтра Антона?

Павлик, что-то лепеча о том, что не все еще потеряно, явно пытался склонить ее к тому, чтобы изменить свое мнение, но Зоя и слышать об этом не хотела.

– Если ты в самом деле испытываешь ко мне чувства, о которых так любишь говорить, то скажи, где и когда.

Вздохнув, Павлик процедил:

– В два, на Северном. Но какая разница, ты все равно принять участие не сможешь, тебе надо блюсти покой…

Северное кладбище располагалось на одном конце города, а могила мамы на другом, которое было ближе к их району, на Южном.

Зоя, пристально глядя на молодого человека, сказала:

– Ты сделаешь так, чтобы я смогла. Ведь ради своей рыбки ты готов на все?

Оказалось, что да – и Зоя не испытывала ни малейших угрызений совести, играя на чувствах Павлика, настоящих или мнимых.

Она знала, он и сам испытывал чувство вины, понимая, что если бы молчал тогда во время поездки, то, вероятно, никакой аварии не было бы.

А если бы она сама настояла на том, чтобы они съехали на обочину и молодые люди поменялись местами, то, наверное, тоже ничего не случилось бы.

Вероятно, наверное, быть может…

Но вернуть к жизни Антона это не могло уже ни при каких обстоятельствах.

Павлик проявил чудеса изобретательности и задействовал весь свой дар убеждения, а также прибег к банальному подкупу, чтобы Зоя, по причине слабости сидевшая в инвалидной коляске, на следующий день сумела покинуть на несколько часов больницу. Он же сам сумел организовать отсутствие Игоря Борисовича, который уж точно не разрешил бы дочери подниматься с постели и принимать участие в похоронах случайного, как он был уверен, человека.

Они подъехали на такси – «Газели» к Северному кладбищу около двух. Павлик, явно борясь с сомнениями, произнес:

– Ты точно этого хочешь? Может, не надо? Поедем обратно в больницу…

Зоя со слезами на глазах воскликнула:

– Надо! Мне надо!

Еще в такси на подъезде к кладбищу она почувствовал запах ландышей, увядших, прелых, умирающих.

А когда они оказались на кладбище, этот запах сделался просто нестерпимым.

– Ты тоже чувствуешь? – спросила Зоя у своего спутника, который толкал ее коляску. – Запах ландышей?

Тот, покрутив головой, ответил:

– Нет, какие могут быть ландыши в начале августа? Но о цветах ты не беспокойся, их будет достаточно. Или ты хочешь, чтобы я тебе у старушек купил?

Он указал на пожилых женщин, которые вели торговлю цветами у входа на кладбище. Имелись розы, гладиолусы, гвоздики, астры и даже орхидеи.

Но ландышей, разумеется, не было. Павлик был прав: не сезон.

Но отчего тогда ее преследовал их запах? Так же, как запах дыни в больнице?

Только запах дыни, как она уже уяснила для себя, исходил от отца и ни от кого другого.

А кто же тогда пах ландышами?

Явно не Павлик, который пах Павликом, значит, кто-то другой?

Запах словно застыл куполом над кладбищем, покрывал его плотным одеялом, укутывая и пропитывая со всех сторон.

Не одеялом – саваном.

Они оказались на нужной дорожке, и Зоя заметила довольно приличную толпу около небольшой златоглавой церквушки.

– Ну, туда мы не пойдем, здесь подождем, а? – произнес, явно труся, Павлик, и Зоя кивнула. Она понимала, что долго здесь все равно не выдержит, тяжелый, словно свинцовый аромат ландышей был повсюду, и он угнетал, нервировал, сводил с ума, не позволял дышать.

И как Павлик мог его не чувствовать? Впрочем, аромата дыни в ее палате тоже не мог уловить никто, кроме ее самой.

Что же с ней такое, почему ей мерещатся запахи, которых никто другой не ощущает?

Неужели обонятельные галлюцинации? Зое сделалось страшно – ну да, ведь у нее в результате аварии имелась черепно-мозговая травма, это вполне могло повлиять на ее восприятие запахов.

В первую очередь воображаемых.

Внезапно до нее донесся запах дыни. Нет, уже даже и не дыни, а гнили, чуть приправленной дынным ароматом, от которого ничего практически не осталось. Зоя посмотрела по сторонам – неужели опять начинается?

Это уже внушало тревогу, потому что могло свидетельствовать о серьезном нарушении работы головного мозга.