Флаг миноносца

В сарай вошли сестра и два санитара. Марина могла оставить раненого. Она вернулась к Степанову. Доктор сидел за столиком, подперев мясистое лицо волосатой рукой. Его редко можно было увидеть в бездействии. Он или работал или лежал без сил.

- Что с вами? - спросила Марина. - Вам все еще плохо?

Степанов посмотрел на нее с нежностью, которая казалась несовместимой с топорными чертами его лица:

- Плохо, Мариночка? - Он всегда называл ее только "доктор". - Какие глупости! Мне - и вдруг плохо!

На передовой начали рваться снаряды. Канонада постепенно усиливалась. Степанов встал, зачерпнул из ведра кружку холодной воды и, наклонившись, вылил ее себе на голову.

- Ну, доктор, пойдемте! Скоро привезут раненых. Сегодня ассистировать буду я вам. Да, да! Даже в самых серьезных случаях. А то хватит меня кондрашка... Что тогда будете делать? Привыкайте, нечего лодырничать!

5. ТЫ - КОММУНИСТ!

Земсков составлял разведсводку по данным наблюдателей дивизионов. Он удобно расположился в ложбинке, поросшей густой травой, у самой траншеи, ведущей с полкового КП на рацию. В последнее время ему редко приходилось бывать на передовой. Оставшись без помощника по оперативной части, Будаков переложил много дел на плечи Земскова. Андрей скрепя сердце покорился.

День выдался не очень жаркий. Утром налетали самолеты, потом все успокоилось. С переднего края доносилась винтовочная перестрелка. Изредка хлопал миномет. Земсков нанес на планшет огневые точки, обнаруженные накануне группой Бодрова, спрятал карандаши в полевую сумку и подложил ее себе под голову. По склону холма кто-то подымался. Земсков повернул голову:

- Людмила!

Она перепрыгнула через узкую траншею и села на траву рядом с Земсковым. Девушка была тщательно причесана, что с ней случалось не всегда. Земсков, конечно, не заметил этого, но он видел, что Людмила волнуется.

После многомесячного перерыва они встречались мельком раза три, но так и не успели поговорить как следует. Когда Людмила самовольно приехала на передовую, ее не отправили обратно только потому, что не было попутной машины. Яновский отчитал девушку и послал ее во второй дивизион на место раненого радиста. Несколько раз она приходила на КП полка, но поговорить с Земсковым ей не удавалось - он либо отсутствовал, либо занимался срочными делами. Только теперь Людмила оказалась с ним наедине.

- Как странно, - сказала она, - я не видела тебя чуть ли не полгода, а сейчас кажется будто вчера. И говорить нечего...

- Зачем ты уехала тогда в армию?

- Ты не понимаешь? - Она пристально всматривалась в черты его лица. А ты изменился. Стал не то старше, не то злее. Наверно, ни разу не вспомнил обо мне?

"Зачем она это говорит? - подумал Земсков. - Просто женское кокетство". Ему не хотелось разрешать сейчас старый вопрос о том, как относится к нему Людмила. "Вот обнять бы ее сейчас, прижать к себе... Зачем усложнять жизнь, когда неизвестно, сколько она продлится еще - год, месяц, может быть минуту. А Володя Сомин? Он тоже любит ее. Надо поговорить начистоту, раз представился случай". Земсков подвинулся ближе к Людмиле, оперся рукой о землю. Людмила положила ладонь на его руку. Он вздрогнул. Девушка засмеялась:

- Ты что, испугался?

- Капитан Земсков! - позвали из блиндажа.

- Я сейчас, - сказал он уже на ходу, - подожди меня, Людмила.

Людмила ждала долго. Земсков разговаривал по телефону с разведотделом штаба дивизии. Потом на КП прошел Будаков. Людмила легла плашмя в траву, чтобы он ее не заметил. Начищенный до зеркального блеска сапог мелькнул в двух шагах на уровне ее глаз.

Из блиндажа доносились громкие голоса. Через некоторое время вышло сразу несколько человек.

- Где будем проводить партбюро? - спросил Яновский.

Замполит Николаева Барановский временно выполнял обязанности секретаря парткомиссии. Он ответил:

- Я думаю, здесь рядом, за траншеей.

Людмила встала на колени и, крадучись, как разведчик, начала спускаться по противоположному склону холма. Кто-то поднимался ей навстречу. Девушка прижалась к земле. Под ее рукой хрустнула ветка, и тут же она услышала слабый щелчок предохранителя пистолета. Пришлось встать. В двух шагах стоял Сомин с парабеллумом в руке. Оба рассмеялись.

- Ты чего крадешься? Я думал, какая-то сволочь сюда пробралась. Был такой случай на КП полка Могилевского.

Людмила не умела объяснить, почему она хотела уйти незамеченной. Вместо этого она спросила:

- Ты уже не сердишься на меня? Посиди со мной, Володя.

- Я бы - с радостью, Люда. Иду на парткомиссию. Сегодня меня принимают.

Людмила положила руки на его погоны:

- А ты тоже изменился...

- Что значит тоже?

- Да, ты тоже изменился. Плечи стали шире, глаза уверенные, голос грубый. Ты двадцатого года? На три года моложе его... А я все-таки - дура.

Она пошла дальше, уже не прячась, а Сомин направился в ту самую ложбинку, где минуту назад Людмила ждала Земскова.