Флаг миноносца

Секундная стрелка бежала по кругу маленькими прыжками, преодолевая одно деление за другим. Когда она достигла цифры "12", первый снаряд прошуршал над головой и ушел в расположение врага. Тотчас же со всех сторон загрохотали десятки орудийных стволов. Рев гвардейских установок слился с басовитыми голосами гаубиц, грохотом 152-миллиметровых пушек и тупым стуком полковых минометов. В течение нескольких минут степь сотрясалась от артиллерийского грома. Потом все стихло.

Арсеньев спустился в блиндаж. Разведка доложила, что залпами третьего дивизиона подожжен хутор Тамбуловский - место скопления пехоты противника. Но не прошло и нескольких минут, как противник открыл ответный огонь.

Труднее всего пришлось третьему дивизиону, находившемуся на левом фланге. В узкой щели командного пункта дивизиона сидело пять человек. Они с трудом могли повернуться между глинистыми стенами. Кроме этой земли, еще хранившей следы лопат, люди не видели ничего. Бездонная голубизна майского неба и влажная стена - вот и все. Над краем укрытия колыхались травинки.

Лейтенант Сомин был в числе пяти. Два орудия из его батареи находились неподалеку, два других - в противоположном конце дуги, образованной боевыми порядками полка.

Телефонист, сидевший в уголке у своего аппарата, протянул трубку командиру дивизиона. Пономарев повторил то, что ему передали с полкового КП:

- Цель номер четыре, два дивизионных залпа. Есть!

Начальник штаба дивизиона Сорокин что-то отметил на своем планшете. Через несколько секунд раздался залп, а за ним и второй. После второго залпа снаряды противника стали падать чаще и ближе. Слепой шарил огромной рукой по степи. Разрыв справа, слева, еще слева, впереди.

- Ну, теперь держись! - сказал Пономарев. - Взяли в вилку!

Еще один снаряд разорвался позади дивизиона, и началась молотьба. Пригнувшись в щели, люди прислушивались к отдаленным выстрелам, за которыми следовал свист, завершающийся взрывом. Казалось, гигантские молоты бьют по земле. Удары обрушивались с разных сторон, иногда совсем близко, и тогда небо над щелью застилало удушливым дымом.

Сомин сосредоточенно выдавливал ногтем узоры на земляной стене. Такой обстрел он переживал впервые. Несколько тяжелых батарей сосредоточили свой огонь на позициях дивизиона. Ясно было, что противник решил уничтожить его наверняка и не жалел снарядов.

- Мы уже отсюда не выберемся, - сказал начштаба Сорокин. Пономарев не стал ему возражать. Его губы были одного цвета с кожей лица.

Секунды тянулись томительно. Соминым овладело какое-то оцепенение. Он застыл неподвижно, и только ноготь большого пальца выдавливал на глинистом срезе все новые и новые лунки. Мысли всплывали и исчезали, сменяя друг друга, отрывочные и туманные: "Кто-то говорил, что если слышишь свист снаряда - не пригибайся - он уже пролетел. Своего снаряда не услышишь".

Сомин пытался думать о Маринке, вспоминать довоенные годы, но мысль все время возвращалась к словам Сорокина: "Мы уже отсюда не выберемся..." Еще в Москве Яновский говорил морякам: "Страх смерти страшнее самой смерти". Теперь Сомин понял эти слова.

Невероятной силы удар обрушился без свиста. Целый рой жужжащих осколков пронесся над головой. Комья земли посыпались дождем. Один из них ударил Сомина по спине. Край укрытия сполз вместе со стеблями травы. Когда дым чуть рассеялся, Пономарев поднял голову над краем щели и тут же нырнул вниз:

- Прямое попадание в соседнюю щель. Там все завалило.

Запищал телефон. С командного пункта полка вызывали Сомина. "Прибыть немедленно!" - передал телефонист.

- Чей приказ? - спросил Пономарев. Приказывал подполковник Будаков. Пономарев матерно выругался: - Что же, нельзя подождать, пока кончится артобстрел? Это ж на верную смерть - вызывать сейчас!

- Ничего не поделаешь! - Сомин слабо улыбнулся. - Пойду.

Он схватился руками за края окопчика, выпрыгнул наружу и, пробежав несколько шагов, бросился в широкую воронку.

Сомин не раз слышал, что два снаряда никогда не могут попасть в одну и ту же точку. "Здесь я в безопасности", - подумал он, но тотчас же сообразил, что это следствие закона рассеивания справедливо только в том случае, когда стреляет одно орудие. Сейчас огонь вели минимум три - четыре батареи. Сомин обозвал себя дураком. Теперь оцепенения больше не было. Мысль работала спокойно. Пробежав еще несколько шагов, он снова упал. Молоты колотили по-прежнему, но на поверхности земли было все-таки веселее. Вдали виднелся холм командного пункта. Сомин опять вскочил. Прямо перед его лицом поднялся из земли огромный желто-черный куст, воздушная волна ударила в грудь, осколок сорвал погон.

Оглушенный, он пролежал несколько минут, не понимая, жив он или нет. Уши заложило, глаза слезились. Сомин пошевелил руками, ногами, повертел головой и пошел, уже не падая и не пригибаясь.

Когда он добрался до холма и вошел в блиндаж, телефонист докладывал командиру полка:

- Прямое попадание в КП третьего дивизиона. Пономарев и все остальные убиты. Сорокин тяжело ранен.

- Не может быть! - воскликнул Сомин. - Я только что оттуда.