И вот уж совсем удивительно: не обласканный властями, а, наоборот, битый ими, не имевший никаких литературных наград, проработав в прозе всего лишь чуть больше одного десятилетия, к началу 1970-х годов Абрамов имел такой авторитет в писательском цехе, что не считаться с ним было просто нельзя. Его правдивое литературное слово, подкреплённое искренней читательской благодарностью, было сильнее любого чиновничьего ранга, и это хорошо понимали те, кто стоял у руля Союза писателей. На приводимые Абрамовым аргументы было тяжело отвечать, с ним было непросто спорить. Он всегда знал, о чём говорил, и в отстаивании правды, увы, не знал предела. Его боялись и уважали, порой сторонились, дабы не вызвать на себя гнев его разящего слова. Он не был чужим в литературных кругах, но и не был приближённым к вершителям писательских судеб. У него была своя правда, непримиримая и бескомпромиссная.
8 июня 1970 года постановлением секретариата правления Союза писателей РСФСР Фёдора Абрамова вводят в состав совета правления СП РСФСР по русской прозе. Смысл этого назначения можно расценить по-разному: от полного творческого признания до нежелания Союза больше держать Абрамова на длинном поводке. Гадать не будем, у каждого на этот счёт могут быть свои мнения.
А вот как отнёсся сам Фёдор Абрамов к такому назначению? Был ли готов? И как принял его? Наверняка он бы больше возрадовался выходу в свет своей новой книги, чем записи в строй чиновников от литературы, ведь членство в совете обязывало ко многому, но не к самому главному – занятию литературой. А для Абрамова второе было куда важнее первого. Заседания, секретариаты, семинары… всё то, от чего он ушёл в конце 1950-х, возвращалось к нему, только в новом, несколько изменённом виде.
2 июля 1971 года указом Президиума Верховного Совета СССР за «заслуги в развитии советской культуры, литературы, искусства, активное участие в коммунистическом воспитании трудящихся и успешное выполнение заданий пятилетнего плана» Фёдора Абрамова наградили орденом «Знак Почёта».
Никогда не страдавший головокружением от номенклатурных успехов и всякого рода назначений, Абрамов сдержанно отнёсся к награде, а получив письмо Михаила Щербакова с поздравлениями на этот счёт, взволнованно и резко ответил последнему:
«13 сентября 1971 года. Федосеич, ты ли это? Неужели ты придаёшь какое-то значение всей этой х… – и выборам в правление, и награждению орденами (да, да, меня наградили) и пр. и пр.? Нет, я думал, ты умнее.
В составе правления сейчас что-то около 200 человек. Порядочно, верно? А писателей сколько там? А писателей пересчитаешь по пальцам. Вот тебе и цена всем почестям. Нет, друг мой, в литературе чины ерунда, в литературе книги имеют значение. Книги – и больше ничего!»
В этом абрамовском ответе не только его отношение к настоящей, подлинной литературе, но и к облику писателя, который так легко потерять, поддавшись всякого рода соблазнам. 1 ноября 1970 года он напишет тогда ещё совсем молодой, но очень даровитой вологодской поэтессе Ольге Александровне Фокиной:
«Одного боюсь: захвалят Вас, заласкают. Бойтесь этого, как огня. Идите своей дорогой. Не изменяйте себе, слушайтесь своего внутреннего голоса. Только ему одному доверяйте. И, конечно, ещё один совет: учитесь! Думайте, смелее думайте. Держитесь зубами за родную почву, но и охватывайте духовным взором всю страну. Помните: настоящая литература, да и вообще искусство – это всегда вызов. Вызов существующему, устоявшемуся. Вызов привычным представлениям».
Это было не просто напутствие от Фёдора Абрамова, в этой выраженной им мысли было его собственное видение творчества и отношение к нему самого писателя.
Так случилось, что в год своего юбилея Фёдор Абрамов обрёл новый ленинградский адрес. Им стала квартира в доме 58 на 3-й линии Васильевского острова, в которой в своё время больше тридцати лет прожил известный писатель-натуралист Виталий Валентинович Бианки. После его кончины в 1959 году квартиру распределили университетскому профессору Владимиру Владимировичу Мокринскому и его супруге – известному на всю страну геологу Ирме Эрнестовне Вальц. Именно она после смерти супруга в 1969 году и предложила Абрамову совершить весьма выгодный для обеих сторон квартирный обмен, который и произошёл годом позже.
Это была просторная трёхкомнатная квартира на третьем этаже с большой кухней, выходящая всеми окнами на светлую сторону 3-й линии. Абрамову квартира очень понравилась. Под кабинет им была облюбована дальняя комната. А в первых двух устроили гостиную и кабинет Людмилы. Кабинеты, в свою очередь, служили и спальнями.