Читаем Фёдор Абрамов полностью

И вот когда повесть была уже в редакции «Нашего современника», случилось то, чего вообще не могло быть, – в процессе редакторской работы, во время пересылки Абрамову, гранки повести были безвозвратно утеряны.

Сей казус выяснился случайно – редакцию насторожило молчание Фёдора Абрамова по поводу предложенных правок.

За полтора месяца до запланированной публикации «Альки», 12 ноября, Фёдор Абрамов вновь получает письмо из «Нашего современника», в котором содержится просьба срочно поднять копию набора повести и уже теперь, ввиду нехватки времени, разрешить все редакторские вопросы по телефону.

Так, несмотря на суету и спешку в редактуре, «Алька» всё же вышла в назначенный срок, сразу приковав к себе читательское внимание. Появление «Альки» стало событием. И не случайно спустя несколько месяцев её публикация вновь повторится в литературном сборнике «Сельские страницы» за 1972 год, что ещё больше расширит читательскую географию этой повести.

Так что же могло так тронуть читателя в «Альке»? Какие душевные струны заставил звучать Фёдор Абрамов своей новой и весьма неоднозначной повестью? В прямом смысле – неоднозначной.

Казалось, сюжет весьма прост, но ни одна из повестей Фёдора Абрамова не вызвала столько споров. Спустя несколько лет критик Виктор Иванович Переведенцев в статье «Феномен Альки Амосовой», опубликованной в журнале «Литературное обозрение» (№ 9 за 1975 год), назовёт Альку «маргинальным человеком… который от села уже отстал, а к городу ещё не пристал», и по-своему будет прав. Сам же Абрамов нашёл в образе Альки «самый распространённый, самый массовый тип нынешней молодёжи – чувственный, эгоистичный, с ярко выраженными потребительскими запросами».

И всё же если в «Пелагее» для Альки «хлеб, которым жила Пелагея… не хлеб», «у девчонки иной аппетит», «не хлеб насущный занимает её в жизни» и «память о матери нисколько не дорога ей»{40}, то в «Альке» мы видим дочь Пелагеи совсем другой. И не Алькина в том вина, что она решается продать материнский дом и окончательно переехать в город. Именно такой воспитала её мать! И не бесшабашность с распутностью движут ею, а слова матери: «Ладно уж мы наработались, мы наломали спину, так пусть хоть дети наши поживут по-человечески». И Алька просто не желает повторять трудового пути матери. И нелюбовь Альки к пекарне вовсе не олицетворяет её нелюбви к труду. Она очень трудолюбива и не раз это доказывала на деле. Просто она другая, и такой сделала её мать.

В 1976 году в журнале «Литературное обозрение» (№ 7) была помещена статья Бориса Андреевича Можаева «Запах мяты и хлеб насущный», в которой, рассуждая о нравственном разрыве Пелагеи и Альки, автор приходит к выводу, что больше всего в этом виновата сама Пелагея: «…Страсти её честолюбия исключают давний крестьянский идеал – в поте лица своего добывай хлеб насущный. И ты, и дети твои, и внуки. Всем очерчен круг единый: жить в согласии и довольстве, но не в алчной зависти, не в жадности, а в умеренности. То, что для себя Пелагея считала ещё законным, для дитя своего считала вовсе не обязательным. Погоня за достатком во имя того, чтобы освободить от тяжкого труда дочь, стала самоцелью». А в этом и есть яблоко раздора между матерью и выросшей дочерью, по-иному взглянувшей на жизнь, отодвинувшей от себя не только «ненавистную работу», но и всё, что с ней связано. И что самое удивительное, Фёдор Абрамов не осуждает Альку, хорошо понимая, что она является ещё и заложником тех процессов урбанизации деревни, которые развернулись в конце 1960-х годов. Образ Альки для Абрамова как повод для глубокого размышления над судьбой деревни и молодого поколения, уезжающего в город. «Мы живём в век великого передвижения. Все сидели на своей земле – мои родители никуда не уезжали. А тут вся Россия пришла в движение. Вся Россия стала летать из конца в конец. Кто же сядет пассажиром в эти самолёты? Конечно же, молодёжь садится прежде всего. Алька втянута в общий, в новый поток жизни, совершенно неизвестный для её матери», – скажет Абрамов об Альке в интервью корреспонденту журнала «Молодой коммунист» Георгию Амберовичу Амбернади в 1976 году.

И всё-таки в большинстве случаев читатели видели в главной героине повести именно отрицательного героя, ищущего лёгкой жизни.

С момента выхода повести не умолкала и критика. Статьи были разные – хвалебные и бранные, уличающие в простоте и нераскрытии сюжета и, наоборот, поднимающие повесть в глазах читателей. И всё же повесть была принята и критикой, и читателями, а ярким показателем этого будет её скорое воплощение на театральных подмостках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии