«“Дом” написан кровью большого сердца, израненного болью за человека труда и интересы общего дела, – скажет о романе В. Алексеев из Кишинёва в своём письме Абрамову от 12 января 1981 года. – Всё в нём точно так, как в жизни, в том числе описание кладбища: действительно, на кладбище с полной контрастностью (“грубо, зримо”, овеществлено) выявляется образовавшееся в нашей стране социальное неравенство».
С романом «Дом» закончилась пекашинская эпопея. А читатели, не скрывая своего восторга от тетралогии, не хотели расставаться с Пекашином и его обитателями – ждали продолжения. К примеру, читатель Николай Акимович Смирнов, очень желавший, чтобы пекашинская сага не замерла на романе «Дом», прямо спрашивал в письме Абрамову: «Если да, то в каком журнале последующая 5-я книга будет напечатана?»
Что же, желание Николая Акимовича понять можно!
И если говорить о произведениях Фёдора Абрамова, доступных читателю в год написания «Дома», то нельзя не отметить статью-очерк «Пашня живая и мёртвая», опубликованную в журнале «Москва» (№ 8), написанную в соавторстве с Антонином Чистяковым и являющуюся в своём роде творческим отчётом после поездки по Новгородчине.
Сразу же после опубликования статья привлекла к себе пристальное читательское внимание. Уже через год она была перепечатана в сборнике очерково-публицистической прозы «Шаги». Александр Рубашкин в письме Фёдору Абрамову от 26 октября 1978 года так отзовётся о ней: «“Пашня живая и мёртвая” – это может быть посильнее и страшнее, чем “Вокруг да около”». И в этом определении статьи есть своя правда.
Этот очерк не только о вырождении земли-кормилицы, но и об умирающих деревнях, о нехватке рабочих рук на селе, об административно-чиновничьем засилье и произволе… «Вековая крестьянская изба уходит в историю. Исчезают дальние деревеньки. Это естественный процесс. Но кто должен заботиться, чтобы вместе с деревнями не исчезли и пашни?» – будет пророчески сказано в очерке о русской деревне. Для самого же Абрамова статья «Пашня живая и мёртвая», предшествующая открытому письму землякам, станет в своём роде своеобразным реквиемом по пекашинским «Братьям и сёстрам» и, конечно же, роману «Дом».
Чуть позже, в апрельском номере 1979 года, журнал «Нева» опубликует ещё одну статью Фёдора Абрамова совместно с Антонином Чистяковым, ставшую как бы продолжением острого разговора о судьбе русской деревни. Она будет называться «От этих весей Русь пошла…». Как и «Пашня живая и мёртвая», она получит большой читательский отклик и с волнением, и, что самое главное, по-доброму, с пониманием будет принята критикой. Обе эти статьи, наполненные глубоким внутренним осмыслением происходящего в стране, в сельском хозяйстве, тревогой за судьбу деревни, так же как и роман «Дом», станут чистым родником правды, выплеснувшимся землякам в тревожном письме.
1978 год стал для Фёдора Абрамова «не крепким» на здоровье. В январе он слёг с сильным воспалением лёгких. По-видимому, сказалась не столько простуда, сколько чрезмерная усталость, донельзя ослабившая организм.
Несколькими месяцами ранее, в ноябре 1977-го, доктора уже забьют тревогу, усмотрев в рентгеновских снимках Абрамова подозрение на лёгочное воспаление. Но тогда отыскать Фёдора Александровича оказалось крайне сложно. Даже на почтовую открытку из поликлиники, где был указан срочный вызов к врачу, он отреагировал лишь спустя несколько дней и… сразу был госпитализирован в специализированную больницу облздравотдела.
Фёдор Абрамов и Вениамин Каверин.
Чингиз Айтматов, Мариэтта Шагинян и Фёдор Абрамов в кулуарах VII съезда писателей СССР.
Вообще в 1978 году Фёдор Абрамов перенесёт пневмонию дважды.
В конце июня, сразу по прибытии в Верколу, его, с двухсторонним воспалением лёгких, заберёт санитарный вертолёт. Тогда он с большим трудом согласится на госпитализацию в больницу Архангельска.
Но в Верколу в этот год, едва окрепнув, он всё равно вернётся – в августе, всего на две недели, но в самую грибную пору, когда над Пинегой начинают вязать плотное покрывало зябкие осенние туманы, а на лугах, умывающихся под млеющими лучами прохладой солнца, подолгу не отступают холодные ночные росы.
В это лето, ещё до конца не веря в то, что «Дом» скоро опубликуют, его мысли уже теребили, перебирали в душе листы «Чистой книги», в которой не было ещё ни строки написано набело, но уже выверенной в изголодавшемся по ней сознании. И его вновь потянет к себе Сура – родина Иоанна Кронштадтского, куда он отправится на несколько дней в это короткое августовское возвращение на родину.