Филипп II Македонский

Очевидно, Демосфен, как обычно, не преминул выпятить свою роль, но речь надо признать блестящей. Диодор (очевидно, опиравшийся на описание настроений, царивших в Афинах, у Демосфена) также ярко рисует, как город был «охвачен ужасом», как «страх и молчание сковали Собрание, и никто из обычных ораторов не отважился предложить, что делать», и как «вновь и вновь глашатай призывал присутствующих высказаться по поводу безопасности государства, но никто не выступил. Пораженная крайним смятением и отчаянием толпа обратила свои взоры на Демосфена. Наконец он спустился с того места, где сидел», и произнес речь. Точно так же отталкивается от рассказа Демосфена и Плутарх, который говорит о том, что Собрание было растеряно и напугано, и один Демосфен решился выступить.[564]

Картина, изображенная Демосфеном, нисколько не преувеличена. Политика Эсхина в отношении Филиппа доказала свою несостоятельность, и, не в состоянии предсказать действия фиванцев, афиняне не могли быть уверены, будут ли они иметь дело с одним Филиппом, находившимся на расстоянии двух дней пути от Афин, что само по себе было плохо, или же с Филиппом и фиванцами, что было гораздо хуже. Впрочем, Демосфен подчеркивал, что Фивы еще не присоединились к Филиппу, и это давало какую-то надежду.

Обращаясь к согражданам, Демосфен преследовал главную цель: он советовал им забыть о прежней вражде с фиванцами и заключить с ними союз против Филиппа. Он предложил немедленно зачислить всех мужчин призывного возраста в пехоту и конницу и двинуться к Элевсину, располагавшегося на дороге в Фивы. Там афинское войско должно было остановиться, ожидая известий и готовое при необходимости сразу же объединиться с беотийцами, а к фиванцам отправятся десять послов и полководцев, облеченные неограниченными полномочиями для заключения союза и разработки военных планов по противодействию македонянам. Неизвестно, обрисовал ли он Собранию, чем придется поступиться афинянам, чтобы заручиться союзом с Фивами, учитывая давнюю вражду между ними.

Собрание с радостью поддержало это предложение, а затем, по словам Диодора,[565] афиняне «занялись поиском самого красноречивого представителя. Демосфен охотно откликнулся на призыв оказать услугу государству». Это был звездный час Демосфена, и примечательно, что мы ничего не слышим об участии Эсхина в переговорах.

Когда афинское посольство добралось до Фив, оно обнаружило там послов Филиппа. Македоняне выступали перед фиванским Народным Собранием первыми, а затем свою речь произнес Демосфен. Должно быть, его поразили предложения, которые сделал фиванцам македонский царь, призывавший их объединиться против Афин и обещавший отдать им город на разграбление. Демосфен понимал, что в случае, если он потерпит провал, в тот же день оставшиеся в полной изоляции Афины окажутся беззащитными перед Фивами и Филиппом. Нам неизвестно, что именно он говорил, но его речь возымела успех. Несмотря на то что Филипп со своим войском стоял всего лишь в одном дне пути от их ворот, фиванцы проголосовали за союз с Афинами и, таким образом, войну с Македонией.[566] По словам Феопомпа, которые передает Плутарх, красноречие Демосфена «оживило их мужество, разожгло честолюбие и помрачило все прочие чувства, и в этом высоком воодушевлении они забыли и о страхе, и о благоразумии, и о благодарности, всем сердцем и всеми помыслами устремляясь лишь к доблести».[567] Как сообщает Эсхин, свою роль могли сыграть и напоминания о том, как Филипп вел себя по отношению к фиванцам в 346 году до заключения Филократова мира, и о том, как он поступил с Никеей сейчас.[568] Как бы то ни было, несомненно, что это был один из величайших дипломатических триумфов Демосфена.[569]