На следующий день по приказу Совета был послан отряд амфиктионии для проверки обвинений Эсхина. Посланные обнаружили на священных землях дома и собирались снести их, но были обращены в бегство войсками Амфиссии. Эти действия амфиссийцев привели к тому, что Совет собрался на новое заседание. Было решено, что в случае, если амфиссийцы не одумаются, будет проведено чрезвычайное совещание в Фермопилах, на котором будет объявлена Священная война против нарушителей. Благодаря Эсхину обвинения против Афин отпали сами собой и никогда больше не поднимались.
Таким образом, Эсхин сыграл выдающуюся роль, отведя угрозу от Афин и направив внимание Совета на локрийцев. Конечно же, Демосфен был иного мнения. Позже он утверждал, будто Эсхин был подкуплен Филиппом и будто все эти события были подстроены для того, чтобы он имел повод вмешаться в дела Средней Греции.[548] Как мы уже говорили, сложно заподозрить Филиппа в разжигании этой войны, поэтому слова Демосфена не следует принимать на веру. В самом деле, с конца 350-х годов Демосфен питал явное и неуклонное предубеждение против Филиппа, и что бы он ни говорил о македонском царе, нужно воспринимать скорее в прямо противоположном смысле.
Демосфен и Фивы
Теперь Демосфен прилагал все усилия для того, чтобы заключить союз с Фивами против Филиппа, и поэтому важнейшее значение приобрела реакция Афин на решение Совета. Если, как представлялось наиболее вероятным, фиванцы сочувствовали амфиссийцам, то они должны были бы воздержаться от голосования на чрезвычайном заседании Совета. Это было бы воспринято прочими греческими государствами как выступление на стороне святотатцев. По мысли Эсхина, такой сценарий соответствовал интересам Афин. Это означало бы, что, если афиняне присоединятся к остальным членам Совета и проголосуют за войну, то им придется договариваться с Филиппом. Кроме того, они могли бы даже выступить вместе с прочими амфиктионами против непокорных Фив.
С другой стороны, Демосфен понимал, что афиняне наживут себе в лице Фив вечного врага, если события будут разворачиваться таким образом. Он также понимал, в отличие от Эсхина, что все действия Афин за последние несколько лет не позволяют рассчитывать на долгосрочный союз между ними и Филиппом на равных условиях. Кроме того, Филипп не нуждался ни в Эсхине, ни в ком-либо другом, чтобы придумать повод для вмешательства в дела Средней Греции, поскольку к 340 году он уже был полон решимости повести туда свою армию. Остановить его мог бы только союз между Афинами и Фивами, учитывая мощь беотийского войска. Поэтому Демосфен убедил Народное Собрание в том, что Афинам не следует принимать участия в чрезвычайном заседании Совета амфиктионии. Таким образом, афиняне сочли, что навлечь на себя неудовольствие прочих государств в долгосрочной перспективе будет не так опасно для Афин, как вызвать возмущение фиванцев.
Совет амфиктионии собрался на чрезвычайное заседание в мае или июне 339 года, и на нем отсутствовали представители Фив и Афин. Совет объявил священную войну против амфиссийцев, которые оказались ровно в том положении, в какое рассчитывали загнать афинян. Председатель Совета Коттиф возглавил войска амфиктионии, которые должны были заставить амфиссийцев выполнить принятые решения, то есть выплатить штраф и изгнать тех, кто ранее участвовал в столкновении с отрядом амфиктионии, посланным для проверки обвинений Эсхина. Немаловажно, что (вероятно, по предложению Коттифа) Совет решил назначить Филиппа начальником войск амфиктионии в случае, если амфиссийцы откажутся подчиниться.[549]
Скифские походы Филиппа
Все эти события происходили в то время, когда Филипп возвращался в Пеллу из Скифии. Сняв осаду с Византия, царь собрался отомстить скифам, обитавшим к югу от Дуная (в румынской Добрудже), которыми правил 90-летний царь Атей (карта 3). Скифы славились конными лучниками, которые обращались в притворное бегство перед врагом, заставляя его терять строй в погоне, а затем окружали его со всех сторон, выпуская град стрел с убийственной точностью. До последнего времени Филипп расширял пределы своей империи, не вступая на земли Атея, а тот в свою очередь продвигался на юг от Дуная, не тревожа Филиппа. Однако положение разительным образом изменилось после фракийских походов македонского царя.