Филипп II Македонский

Между тем внимание Филиппа оказалось приковано к новым осложнениям, возникшим в связи с действиями эпирского царя Арриба.[473] В 350 году Филипп взял в заложники Александра, племянника Арриба (и шурина Филиппа). Теперь Александру исполнилось 20 лет, и, очевидно, он был совершенно покорен македонскому царю. В 343 году Арриб, вероятно, предпринял какие-то шаги для того, чтобы удержать престол, и вступил в переговоры с Афинами, поскольку он, как и его отец и дед, был афинским гражданином. Филипп и так бы не потерпел возрождения угрозы на юго-западных рубежах Македонии, а тем более теперь, когда Филократов мир с каждым днем становился все ненадежнее.

Итак, Филипп решил пойти войной на Эпир, чтобы раз и навсегда обеспечить безопасность юго-западных границ и не позволить афинянам вмешаться в эпирские дела. Он отправил в Афины посольство с письмом, адресованным Народному Собранию, подтверждая свою готовность заключить всеобщий мир, к которому может присоединиться любое государство. Кроме того, в ответ на афинские требования вернуть фракийские крепости и остров Галоннес он предложил вынести эти вопросы на третейский суд. Они не имели такого важного значения, как вопрос о мире, и Филипп это прекрасно понимал. Однако, предлагая привлечь к их решению третью сторону, он демонстрировал свою открытость для переговоров и лишал афинян формального повода для упреков. Опираясь на одно из условий мирного соглашения, он предлагал устроить совместную экспедицию против пиратов, которую должна была оплатить Македония, а со стороны Афин требовались только корабли и матросы. Он ни словом не упомянул в письме об Амфиполе, так как в сущности обсуждать тут было нечего.

Предложения Филиппа вызвали горячие споры в Афинах, а тем временем он вторгся в Эпир (карта 2). Ему удалось без боя изгнать Арриба, который бежал в Афины и получил там те же права, которые полагались любому афинскому гражданину.[474] Афиняне подумывали о средствах вернуть ему трон, но так ничего и не предприняли. Филипп посадил на эпирский престол своего шурина Александра,[475] который не раз доказывал свою преданность Македонии, особенно ярко в 337 году, когда его сестра Олимпиада с сыном Александром (Великим) бежали из Пеллы в Эпир и, должно быть, пытались возмутить народ против Филиппа. По-видимому, Александр Эпирский не пожелал участвовать в их замыслах и вскоре после этого женился на своей племяннице Клеопатре, дочери Олимпиады и Филиппа. Однако стремление контролировать Эпир не ограничивалось вопросами безопасности границ. Эта страна была богата пастбищами и строевым лесом, и по крайней мере какая-то часть от этих доходов, судя по всему, пополняла македонскую казну.

Филипп обещал передать молоссам во владение южную часть Эпира на Амбракийском заливе, которая в то время принадлежала амбракийцам и кассиопейцам. В начале 342 года он предал огню окрестности трех небольших кассиопейских городков (Пандосии, Бухетия и Элатеи) и передал их под власть молосского царя Александра. Амбракийцы боялись, что теперь Филипп двинется против них и, может быть, захватит остров Левку, главный источник строевого леса в восточном Эпире. Поэтому они отправили просьбу о помощи в Коринф, который в свою очередь обратился к Афинам. Оба города немедленно выслали войска в Эпир.[476]

Амбракийцы просили помощи у Коринфа потому, что именно коринфяне основали колонию Амбракия около 625 года. Колонии, хотя и обладали полной независимостью, часто сохраняли тесные связи с городами, откуда они были выведены. Удивительно скорее то, что Коринф попросил о помощи афинян и что те послали войска, так как Коринф и Афины в прошлом враждовали. Вероятно, Коринф опасался за свои торговые пути, поскольку Филипп мог бы решить двинуться дальше на юг и, возможно, создал бы западный путь сообщения от Эпира по Амбракийскому и Коринфскому заливам до Ахеи.[477] Его договор с этолийцами, жившими на северной оконечности Коринфского залива, казалось, подтверждал опасения коринфян. На самом деле Филипп отступил, но Демосфен не преминул сыграть на этих страхах.

Усиление вражды со стороны Афин

Пока Филипп воевал в Эпире, афиняне обдумывали его предложения. Игра словами, «отдавал» или «возвращал» Филипп Галоннес, переходила все грани разумного и цинично использовалась в качестве политического орудия в борьбе с македонским царем. Это была политическая риторика в худшем ее виде, и Эсхин метко сказал, что Демосфен «спорит о слогах».[478] Гегесипп произнес речь «О Галоннесе», дошедшую до нас в корпусе речей Демосфена (под седьмым номером). Он нарисовал пугающую картину замыслов Филиппа, указав на его недавние походы в Эпир и особенно во Фракию, которые ставили под угрозу афинские клерухии в Херсонесе и морской путь подвоза зерна. Его речь, как и призывы, обращенные к Народному Собранию Демосфеном, возымели успех, и Собрание отвергло все предложения царя.