Фермер, который меня довел

— Сядем вон там, — указала она на скамейку во дворе старого трехэтажного жилого дома. — Есть хочу. Принесла?

Вот тут-то и пригодился пакет с едой из кафе!

— Да, — кивнула я. — В машине.

— Так неси!

Пока я бегала за едой, знахарка дошла до скамьи, разместила на ней свое легкое тело, расправила цветастую юбку, и принялась считать выручку в виде универсальных платежных карточек, которые используются в местах, где не очень удобны традиционные платежные системы. Платежные карточки выпускают номиналом одна, две, пять, десять и пятьдесят единиц. Мой дед тоже предпочитал такие карточки платежным браслетам.

Сразу видно, Чиура никого здесь не боится – ни официальной преступности вроде полиции, ни обычной в виде уличной шелупони, иначе бы так карточками не светила. Когда я подошла, Чиура закончила считать, и, убрав их в сумку, посмотрела на пакет в моих руках.

Я молча протянула его знахарке, и понадеялась, что угожу. Чиура заглянула внутрь, удовлетворенно хмыкнула, достала из одноразовой тарелки мясо и, взяв его аккуратно салфеткой, начала есть.

Какое-то время я растерянно смотрела, как старушка разрывает тугие куски мяса неожиданно белыми, и, судя по всему, крепкими зубами, как быстро, по-звериному, жует, затем присела рядом с ней на скамье. Заговорить я не смела, чтобы не мешать этой удивительной черноглазой женщине есть. Она прикончила мясо, быстро схрумкала сочные листья салата и, вытерев смуглые пальчики и рот салфеткой, бросила ее в пакет.

Затем знахарка впервые внимательно на меня посмотрела.

— Кто такая будешь? И чего такая переполошенная?

— Я Камарис Х…

— Ховер, — закончила за меня знахарка. — Внучка Прута.

— Да, — удивленно протянула я.

Местные очень хорошо знали моего деда, знают и его дочерей, но вот я, хоть и бывала здесь, в Хасцене, остаюсь для них субъектом неизвестным. Главным образом потому, что по приезде крайне редко покидала ферму.

— Как вы поняли, что я его внучка?

— Дочки Ховера в мамашу пошли, такие же круглолицые с носами-пипками, и белоглазые. А у тебя его длинный дюндель, — усмехнулась хрипло Чиура.

— Дюндель?

— Нос. И глаза такие же коришневые, и волосы желтые. Песочная порода. Только мяса маловато, и кости тонкие, — заявила она, без спроса пощупав мое плечо.

Я натянуто улыбнулась; охарактеризовала меня знахарка не очень-то лестно.

— Да, — продолжая щупать мое плечо, протянула Чиура, — косточки птичьи.

— Мне сказали, вы знахарка и можете помочь. Но у меня нет платежных карточек, чтобы с вами расплатиться.

— Сочлись уже, — проскрипела Чиура, указав на пакет, и рыгнула. — Что стряслось, внучка Прута?

— Кажется, я беременна, — шепнула я.

— А я тебе на что?

— Ну-у… вы можете как-то проверить это?

— Оно само станет ясно, ты подожди только, — разразилась сухим лающим смехом знахарка, а потом вдруг как вцепится мне в подбородок. — Или детульку незаконного скинуть хочешь? А в тюрьму не страховато? За такое быстро упекут. Тут уж никуда, попала крепко, а я тебе помогать не стану.

— Нет, я не буду, в смысле я хочу ребенка, я замужем, но мне надо знать, чтобы решить, что делать, беречься ли, и все такое, — сбивчиво протараторила я.

Чиура вгляделась в мои глаза, затем отпустила мой подбородок и повторила:

— Оно само станет ясно. А беречься тебе надо, песочный камешек.

— Песочный камешек?

Знахарка не стала утруждаться объяснениями, просто продолжила свою мысль:

— …Вот дед твой был камень крепкий, не расколешь. Треснул, конечно, когда бабка твоя отошла к Звездам, но не раскололся. Жалко, амулет передать некому было.

— Амулет?

— Он амулет носил, как и его папаша до него, как и его папаша – штучка родовая, от отца к сыну переходила. Пруту не повезло, девок родил, и девки те – девок, — пренебрежительно проговорила старушка, словно я виновата в том, что родилась женщиной. — Не дождался ни сына, ни внука. Дай Ханзи, хоть правнук родится. — Чиура перевела взгляд на мой живот и добавила: — Я и думаю – чего за тебя сразу глаз зацепился? А это Ханзи мне на тебя указал, на пузатую.

Я обиженно поджала губы: живот у меня еще плоский!

— Амулет-то у нас, — сказала женщина, — хранится в Золотых песках, чтобы силы не терять. Как-то Ховер пришел ко мне и говорит – снеси к Инк Чи, пусть тот выберет, кому передать из ваших, а то мне некому. Мне больше нет пути в Золотые пески, так что я забрать не смогу. Ты сама съезди.

— Куда, в Золотые пески?

— Так тебя и пустят! — возмутилась знахарка. — На рынок съезди, в Мобру. Там наши приторговывают. Подойдешь к ним, скажешь, что ты Ховер, что амулет надо вернуть. Они тебе его привезут.

— Слетаю как-нибудь, — проговорила я, не проявив заинтересованности.

— Ты что ж, думаешь, это безделица? — прищурилась Чиура. — Это родовой амулет! Его носили мужчины твоего рода – сильные, смелые! Неужто хочешь, чтобы твой детулька вырос хиляком с птичьими косточками, как ты?

— «Детулька» может быть и девочкой, — возразила я.

— Амулет надо вернуть! — отрезала Чиура. — Не все же вы девками будете, хоть один мальчишка должен родиться вашей крови. Ему и передашь наследство, силу рода.