Феномен ДБ

Не стану спорить с британским историком – ему из Англии, конечно же, виднее. Но прежде, чем рассказать о том, что случилось с Имой, перенесёмся на полвека вперёд, когда ещё один персонаж романа, некто Рогов, тоже юноша из интеллигентной семьи, был со студенческой скамьи призван в армию. Это обстоятельство позволяет предположить, что прототипом Рогова стал Быков – даже фамилии чем-то схожи, хотя и звучат они по-разному. Вот фрагмент рассказа Рогова об этом не самом радостном периоде его жизни:

«В армии, как ни странно, у него было много времени, чтобы думать. Собственно, это было единственное, чем он мог занять себя, потому что массу никому не нужной работы и бессмысленных строевых упражнений выполнял не он. Он только пытался вывести для себя законы мира, в котором оказался».

Вполне логичное желание, поскольку в условиях казармы интеллигентному юноше ничего другого не остаётся, иначе можно деградировать, превратившись в тупое животное, жертву «дедовщины». Об этом за последние годы было написано немало, но тут исповедь, что называется, из первых рук, поскольку Быков оказался в армии примерно в те же годы, что и Рогов.

«Жертва могла выжить только одним путем – сживаясь с этой ролью и находя в ней наслаждение; такую жертву никогда не добивали до конца, ибо она была нужна снова и снова. Самое изощренное мучительство, проистекавшее отнюдь не только от скуки, а скорее от того, что в пространстве казармы человека ничто не отвлекало от его истинной природы, основывалось на том, чтобы никогда не домучивать до известного предела, который палач и жертва чувствовали обоюдно».

Вряд ли стоит приводить здесь жуткие подробности описанных в романе издевательств. В конце концов Быков выжил, и Рогов вместе с ним. Но мысль о том, что делать человеку в подобных обстоятельствах, как реагировать на унижения и пытки – эта мысль не давала покоя им обоим. Видимо, поэтому в голове Рогова-Быкова и утвердилась фантастическая версия о сверхчеловеке. Более конкретно речь идёт о людях, которые во время «чистки» конца тридцатых годов всё выдержали, никого не оговорили и потому удостоились права на жизнь – они стали элитой, «универсальными солдатами», убийцами и диверсантами. О них Рогов ведёт разговор с ещё одним персонажем романа, Кретовым, которой, видимо, и является автором этой, мягко говоря, странной версии. Здесь упоминается спецпоселение под Омском, где эту «элиту» и готовили:

– …Правы были эмигранты: ни у одной армии мира не было столько дезертиров. Дивизиями в плен сдавались. А этих Сталин берёг как главный резерв, они в декабре и повернули ход войны. Помнишь сибирскую дивизию?

– Помню, – машинально сказал Рогов.

– Эти сибиряки и спасли положение. Как их ввели в бой – мигом всё наладилось. Думаю, то омское поселение было не единственное.

Рогов хотел было спросить, откуда Кретов знает насчёт сибиряков и что, собственно, сам он делал во время войны, но чувствовал, что эту тему трогать не стоит. Это было единственное, о чем старик не заговаривал никогда. Будет время – сам расскажет.

– А памятник в Александровском саду – ты думаешь, это неизвестному солдату? Дудки: они и были неизвестными солдатами. Секретный резерв смертников, которым возвращаться было некуда. Ну а кто выживет – тому домой. Прикидываешь, почему была нужна эта формулировка – "десять лет без права переписки"?

Кому-то может показаться, что Быков устами этого Кретова издевается над героями войны, представляя их чуть ли не обученными, запрограммированными на убийство «роботами», которые спасли ни на что негодный, бессмысленный народ. Будто бы спасителями были Има Заславский, дед Рогова и даже неведомо каким образом оказавшийся в этой компании Исаак Бабель, автор знаменитой «Конармии». Если поверить Быкову, героев на войне не было – были только дезертиры и специально подготовленный «секретный резерв смертников» из тех, кто после ареста всё выдержал в застенках НКВД, ни в чём не признался, никого не оговорил, ничего не подписал.

Если бы всё было так, если бы Дмитрий Быков всерьёз пытался доказать, что смертники спасли страну, то он, несомненно, заслуживал бы общественного порицания. Но дело в том, что эта фантастическая версия возникла всего лишь как защитная реакция от воспоминаний о том ужасе, который пришлось пережить Быкову во время службы в армии. Всё вытерпеть и стать сверхчеловеком – именно такая мысль могла спасти его в первый год пребывания в казарме. В этой идее содержится оправдание пережитому кошмару – отсюда возникло и название романа. Из Заславского сделали «элиту страны, последнюю её надежду». Он всё выдержал, победил на страшной войне и вернулся, живой и невредимый, но с покалеченной душой, из которой неутолимая злоба вытеснила доброту. Ну вот и Дима Быков, как мне кажется, видел в этом превращении некий смысл. Смысл и спасение. Имы Заславского уже нет, а Дмитрий Быков остаётся – он теперь элита!