Феномен ДБ

«В отношении образования государство должно сделать ровно две вещи: дать денег и оставить в покое. Сейчас в школе остались только те учителя, которых ничто, кроме любви к профессии, к школе не привязывает. Если нам дать учительскую зарплату в среднем по стране хотя бы в рамках полутора тысяч долларов (про две я уже молчу), если эта зарплата будет такова же, как средняя зарплата в частной школе, – всё! Мы всё остальное сами сделаем».

Что собирается сделать Быков в школе – это большой вопрос. Если прививать любовь к Родине, к достижениям отечественной культуры, такие намерения стоят больших денег. А вот если воспитает людей, для которых те ценности, которые разделяет большинство людей в России, это пустяки, что-то вроде пожухлой травы на ближайшем пустыре, тогда я бы не сказал, что его ученикам очень крупно повезло. Ну разве что они мечтают жить и работать где-нибудь в Европе или же за океаном. Поэтому и вызывает у меня сомнение эти его слова: «ничто, кроме любви к профессии, к школе…» Должен признаться, что меня такая однобокая любовь несколько смущает. Особенно в контексте рассуждений Дмитрия Львовича об идейности [106]:

«Учителя обязаны участвовать в гражданской активности. Потому что если не учителя, то кто? Учитель должен быть для ученика некоторым символом последовательности и идейности. Потому что если у учителя нет идей, у него, ещё раз повторю, нет той координатной сетки, на которую будут нанесены учебные материалы. Невозможно преподавать историю русской литературы, не имея убеждений».

Помнится, писал когда-то сочинение на тему об идейности литературы. Точного названия темы сочинения не помню, но вот что установку на идейность давали кураторы литературы из ЦК КПСС – это вряд ли кто-то сможет опровергнуть. И что же получается? За что боролись? Так может воскликнуть любой выросший при советской власти гражданин, у которого уши до сих пор болят от разговоров об идейности. А тут появляется некто Дмитрий Быков и начинает всё опять и снова. Это что же, безыдейных из школы надо гнать взашей?

Но нет, дальше Быков поясняет, что имел в виду:

«Невозможно рассказывать о конфликте Герцена и Некрасова, если вы не выбираете для себя какой-то стороны. Вы, конечно, обязаны быть над схваткой, но их страсть вы не поймете, если вы не будете разделять чью-то позицию. Или уж, во всяком случае, у вас должны быть чёткие представления о собственных идейных ориентирах».

Представления и ориентиры должны, конечно, быть. Но если учитель пристрастно, на основе собственных предубеждений станет оценивать на уроке суть какого-то конфликта, к чему же мы придём? Есть огромная вероятность, что со временем получим десятки и даже сотни двойников Быкова, мыслящих в точности, как он, и отличающихся только тем, за что им деньги платят. Появятся Быковы-менеджеры, Быковы-железнодорожники, возможно, даже Быковы-пилоты или Быковы-лингвисты, и не дай бог, если придётся столкнуться с Быковым-прокурором или Быковым-судьёй, выносящим приговор только на основе убеждений и собственного представления о справедливости, при этом игнорируя закон.

Дмитрий Львович понимает это, однако не в состоянии ничего с собой поделать [107]:

«Это очень политизированное поколение. <…> Я хочу уйти от политики, мне интереснее говорить про литературу, но они меня к этому силком возвращают. То есть принципиальная новизна одна: было поколение детей, которым всё это было совершенно "по барабану", сейчас поколение детей, которых это очень живо занимает».

Стоит посочувствовать Быкову – видимо, такие теперь ученики, что сами определяют и тему урока, и то, о чём хотелось бы поговорить. Не исключено, что главная роль в этом деле принадлежит родителям в строгом соответствии с принципом «кто платит деньги, то и заказывает музыку». Ну не могу же я поверить, что на уроках в московской школе царят насилие и произвол, что чуть не каждый день ученики издеваются над своим учителем: дюжие молодцы из старшеклассников привязывают его к стулу и вот теперь допрашивают, вытягивая из него силком всё, что он думает о текущем политическом моменте.

Если учесть политические предпочтения Дмитрия Быкова и то, что уйти от политики ему якобы не позволяют, то напрашивается следующий вывод. Возможно, я не прав, но что-то мне подсказывает, что его педагогика в значительной степени сводится к воспитанию чувства неприятия той реальности, в которой ныне Россия существует, и к побуждению своих воспитанников эту реальность во что бы то ни стало изменить. Но как же это сделать? На помощь, как всегда, приходят исторические аналогии [108]: