Читаем Феномен ДБ полностью

Вот только не подумайте, что я завидую Дмитрию Львовичу – такой марафон совсем не для меня. Да я с большим трудом выдерживаю даже четверть часа непрерывных разговоров. Ну что поделаешь, что с институтских времён привык к тому, что друзья понимают с полуслова. Что же до смысла приведённой мной статистики, то дело в том, что Быкова на «Эхе» долгое время принимали за чуждый элемент. Сначала Дмитрий не мог понять причину неприязни, когда же, наконец, сообразил, пришлось ему спешно раздвоиться, и новому осколку-двойнику присвоить гордое звание «Быков-обличитель» и дать персональное задание: перестать расхваливать жизнь в СССР, а взгляды на политику действующей в России власти скорректировать в соответствующую сторону. Что и было сделано.

И вот с тех пор Быков-журналист чуть ли не каждую неделю в «Эхе». Если бы не писанина и поездки, не сомневаюсь, бывал бы каждый день.

<p>Глава 9. Воспитание чувств</p>

В этой главе я расскажу о Быкове-учителе – ещё об одном двойнике из того многообразия Быковых, которое пытаюсь охватить. Хотелось бы понять, в чём причина этого не вполне обычного для писателя пристрастия к работе в школе. Начнём с того, что Быков в этом своём увлечении не одинок. Можно припомнить Антона Макаренко с его трудовой колонией для несовершеннолетних и «Педагогическая поэмой», писателя Леонида Жуховицкого, который числился профессором университета… Да что далеко ходить, Лев Николаевич Толстой преподавал в основанной им Яснополянской школе, и Александр Исаевич Солженицын тоже был учителем. Правда, тут есть кое-какая разница – Дмитрий Львович не занимался обучением трудновоспитуемых подростков, и собственной школы он не основал, и не преподавал в отдалённой деревеньке. Что поделаешь, у каждого времени свои особые черты – теперь, насколько я могу судить, почётнее работать в столичной частной школе, а не где-нибудь в глуши [102]:

«Я просто люблю это занятие, не могу себе в нём отказать. А может быть, наследственность сказывается. Мать у меня довольно известный московский словесник, до сих пор преподаёт».

Наследственность – это серьёзный аргумент, однако должно быть что-то и сугубо личное, что-то вроде потребности души [102]:

«Я гораздо лучше выдумываю тексты, когда проговариваю их вслух. Поэтому мне нравятся какие-то концепции, идеи генерировать, когда я разговариваю с детьми».

Тут есть противоречие. С одной стороны, Быков ранее утверждал, что думает, в основном, когда пишет свои тексты. С другой, вдруг выясняется, что выдумывает тексты, проговаривая их вслух. И как прикажете это понимать? Возможно, и впрямь Дмитрий Львович, сидя за компьютером, шевелит губами, как первоклассник, выполняющий домашнее задание. Однако не будем придираться, поскольку речь здесь идёт не о проблемах творчества. Речь о подвижничестве, желании передать детям свои знания, да и вообще всё лучшее, что аккумулировал в себе за годы жизни. Однако Быков свою задачу представляет несколько иначе [102]:

«Я свою роль вижу в том, чтобы объяснить детям, что русская литература – это не мертвый музейный массив, пусть даже наступил и новый век, новое тысячелетие, а такая, пусть древняя, но очень полезная штука, которую нужно знать, чтобы избежать в своей жизни многих проблем. Очень трудно увидеть в этой работе что-то мессианское».

О мессианстве мы ещё поговорим. Обсудим и причины, по которым возникло это определение «мёртвого музейного массива». Ну а пока мне вспоминается, как я писал сочинение в шестом классе, посвящённое современной отечественной литературе. Написал его без единой грамматической ошибки, а в результате получил четыре балла, и всё только потому, что закончил фразой: «Читаю и учусь. Учусь и читаю». Дословно не помню, но было что-то в этом роде. Так вот, учительнице такой финал сочинения явно не понравился, поэтому свою оценку моего творчества она сопроводила вопросом: «И это всё?» Видимо, я должен был написать об удовольствии, которое получаю от чтения классиков советской литературы. Если учесть, что это был конец пятидесятых годов, то выбор, с позиции современного читателя, был невелик. Меня оправдывает то соображение, что учиться можно не только на лучших образцах литературного творчества, в частности, на произведениях классиков, но это не значит, что нужно всеми восторгаться.

Ну вот и Быков считает, что литература помогает школьнику избежать проблем. Однако следует иметь в виду, что у разных людей – разные проблемы. Тут многое зависит от семьи, а Дмитрий Львович преподаёт не только в государственной, но и в частной школе, где учатся дети состоятельных родителей. В таком заведении комфортнее и работать, и учиться, если иметь в виду материальное обеспечение. В конце концов, в частной школе тоже должен кто-нибудь преподавать, да и зарплата, по моим прикидкам, вдвое больше.

Но вот что Быков говорит об остальном [103]:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии