- Что с тобой, Еврибиад? Я не узнаю тебя! - возмущенно начал Адимант. - Неужели ты пойдешь на поводу у Фемистокла? С каких это пор его советы стали весомее моих? Что нам защищать у берегов Аттики, ответь мне. Развалины Афин? Семьи афинян, высаженные на Саламин? Их семьи можно погрузить на корабли и вывезти в Мегары, в Коринф, куда угодно! Время для этого еще есть. Пойми, Еврибиад, Фемистокл рвется к верховной власти над эллинским флотом. Ради этого он пойдет на все! Он гордится большим афинским флотом, но ведь и Коринф выставил целых сорок триер.
- Сорок, а не двести, - хмуро промолвил Еврибиад.
- Но, клянусь Зевсом, я могу увести и эти сорок триер! - сердито бросил Адимант.
- Сорок, а не двести, - повторил Еврибиад.
Адимант понял, что разубедить спартанца ему не удастся, и удалился на свой корабль, стоящий у самого берега. Исполнить свою угрозу Адимант не решился из опасения прослыть в Коринфе трусом.
Фемистокл после совета пригласил к себе в гости кротонца Фаилла, триера которого прибыла из Италии.
Фаилл был хорошо известен в Афинах после трех своих побед на Пифийских играх[129]. Первую победу он одержал еще юношей в беге. Две другие победы были одержаны Фаиллом уже в зрелом возрасте: одна в ристании колесниц, другая в борьбе.
Фемистокл и сам слыл неплохим борцом, поэтому ему было о чем поговорить со знаменитым кротонцем. К тому же все три победы Фаилла были воспеты в эпиникиях, сочиненных на стихи Симонида Кеосского. Симонид одно время даже гостил в Кротоне у Фаилла. Это был еще один повод для Фемистокла, чтобы встретиться с Файл лом, ведь Симонид был и его другом.
Но главный повод для встречи был совсем другой.
Об этом Фемистокл заговорил со своим гостем уже в конце обеда за чашей вина. Он спросил у кротонца, как ему удалось преодолеть встречный юго-восточный ветер, когда корабль огибал южные оконечности Пелопоннеса, мысы Тенар и Малея.
Фемистокл понял по ответу, что его собеседник не только прославленный атлет, но и опытный мореход.
- Огибая мыс Тенар, я вел корабль таким курсом, чтобы лежащий у меня на пути гористый остров Кифера принимал на себя всю силу встречного ветра. Также прикрываясь Киферой, мой корабль вышел к мысу Малея и далее шел на веслах вдоль берега Пелопоннеса, прячась от сильного ветра во всех встречных бухтах. Затем мое судно поймало течение, которое идет от берегов Лаконики к Кикладским островам. Это течение и вынесло корабль к мысу Сунион в Аттике. А от Суниона рукой подать до Саламина.
Фемистокл похвалил Фаилла за находчивость и поинтересовался судьбой керкирских триер, которые из-за встречных ветров застряли у мыса Тенар: так ли уж безвыходно их положение?
- При желании керкиряне смогли бы преодолеть встречный ветер, - сказал прямодушный Фаилл. - Я видел их стоянку у мыса Тенар. Мне кажется, что у керкирских навархов нет особого желания сражаться с персами рядом с коринфянами, которых они считают своими заклятыми врагами. Еще керкирянам не нравится, что во главе эллинов стоят спартанцы, союзники коринфян.
- Стало быть, триеры керкирян не придут к нам на помощь, - печально вздохнул Фемистокл. - Керкиряне лишь делают вид, что беспокоятся о судьбе Эллады. На самом деле они желают поражения Коринфу и Спарте. Как это глупо!
Когда Фаилл ушел, Фемистокл вдруг услышал перебранку стражей у входа в свой шатер. Он послал Сикинна узнать, в чем дело.
Сикинн вернулся, неся в руках небольшой бочонок.
- Что это? - зевая, спросил Фемистокл.
- Мед. - Сикинн поставил бочонок на низкий стол. - Стражники говорят, что пришел какой-то раб, который сказал: «Вот подарок Фемистоклу». И ушел, оставив этот бочонок.
- От кого подарок?
- Раб не сказал. Он удалился очень быстро. - Сикинн был удивлен не меньше Фемистокла. - Стражники полагают, что мед отравлен. Поэтому они спорили, выбросить ли бочонок в море или дать попробовать меду кому-нибудь из пленных персов.
Фемистокл приблизился к столу и, взяв бочонок, взвесил его в руках. «Тяжеловат что-то», - подумал он.
Он приказал слуге вытряхнуть содержимое бочонка в медный таз.
С недовольным пыхтеньем Сикинн принялся трясти бочонок над тазом. Мед полился густой тягучей струей, но вскоре темно-желтый поток иссяк. Сикинн еще раз встряхнул бочонок. С громким шлепком в таз упало что-то большое и круглое.
- Да это голова! - воскликнул изумленный Сикинн. - Вот так подарок!
Фемистокл протянул слуге серебряный поднос:
- А ну-ка, вылови ее из таза.
С брезгливым выражением на лице Сикинн взял мертвую голову кончиками пальцев и водрузил на поднос.
Фемистокл присел на корточки, вглядываясь в черты лица, залитого медом. Это была голова мужчины. Его короткая борода была подстрижена на эллинский манер, короткие волосы всклокочены, рот искривлен гримасой боли. Один глаз был широко открыт, другой полностью вытек. Из пустой глазницы торчала спица с костяным шариком на конце.
Фемистокл осторожно вытянул спицу из головы. Ему стало ясно, от чего умер этот несчастный.
- Да ведь это же Кифн! - пробормотал Сикинн, тоже пристально разглядывавший мертвую голову.