- А ты прав, - промолвил Фемистокл. - Вот бедняга! А я-то думал, куда он пропал.
Сикинн принялся высказывать предположения, кто мог убить Кифна, а потом подбросить его голову Фемистоклу. Видимо, это дело рук кого-то из эвпатридов! Возможно, таким образом отомстил Кифну его бывший хозяин Эрианф, сын Астиоха.
«Нет, это сделал не Эрианф, - думал Фемистокл, разглядывая тонкую спицу, такими знатные афинянки закрепляли свои пышные прически. - Не иначе как это дело прелестных ручек Хионы. Ай да женщина! Ну прямо амазонка! Какая изощренная месть! Воистину Геликаон не достоин такой жены, а достоин ее я».
Глава пятнадцатая. СИКИНН
Утром Фемистокла разбудили взволнованные голоса афинских военачальников, которые толпой пришли к его шатру. Однако стража не пропускала их внутрь.
Наконец в шатер прорвался Ксантипп.
- Беда, Фемистокл! - заговорил он. - Пелопоннесцы опять настаивают на немедленном отступлении к Истму. Персидский флот вошел в Фалерскую бухту. Корабли стоят у Пирея и у входа в Саламинский пролив, а пешие отряды персов заняли все побережье Аттики от Пирея до горы Эгалеос. Увидев такую мощь Ксеркса, наши союзники затряслись от страха! Надо что-то делать!
Фемистокл, умывавшийся над тазом с водой, в ответ негромко выругался.
Вскоре по эллинскому стану верхом на конях проехали глашатаи, призывая предводителей флота на военный совет в шатер Еврибиада.
Смятение и страх, царившие среди военачальников, оказались столь велики, что Еврибиад был вынужден открыть совещание, не дожидаясь исхода жертвоприношения Эанту, покровителю острова Саламин. Голоса малодушных утверждали: мол, жертвоприношение не может быть благоприятным, поскольку превосходство врага очевидно и в количестве войск, и в числе кораблей.
Едва военачальники расселись по своим местам, слово взял Адимант:
- Как много было сказано речей о доблести и славе в нашем собрании вчера и позавчера. Речи эти лились, словно патока, из уст Фемистокла и прочих афинян, которые изо всех сил цепляются за этот жалкий клочок земли - остров Саламин. Их можно понять, клянусь богами! Ведь кроме этого островка у афинян больше нет ничего. В Аттике ныне господствуют персы. Афиняне, судя по всему, вознамерились лечь костьми за остров Саламин, наивно полагая, что варвары ринутся на своих судах в узкий Саламинский пролив и наткнутся на рифы и мели. Но что может помешать персам высадиться на остров и одолеть нас в сухопутном сражении?
- Наш флот не позволит персам сделать это! - выкрикнул Ксантипп. - Наши легкие дозорные суда вовремя обнаружат любое намерение варваров.
- Хорошо, - надменно кивнул Адимант. - Предположим, что варвары решатся на морскую битву у Саламина. Но удастся ли нам победить флот Ксеркса, который загородил собою все окрестные берега Аттики! Я понимаю, что нужно стремиться к победе, но не следует пренебрегать и благоразумием. При малейшей неудаче на море весь наш флот окажется в ловушке, спастись не удастся никому! Вспомните Одиссея, который бежал от циклопа. Одиссей поступил так не потому, что был труслив, а потому что был разумен.
Поднялись крики:
- Адимант прав.
- Сражаться с персами у Саламина - безумие!
- Это неизбежная гибель!
Взоры всех военачальников обратились к Еврибиаду. Что скажет он?
Но Еврибиад медлил, поглядывая на Фемистокла.
Слово взял Фемистокл:
- Друзья! Одинаково безрассуден и малодушен тот, кто не решается приобретать нужное из боязни потерять его. Ведь в таком случае никто не стал бы любить ни богатство, ни славу, ни знания, ни красивых женщин, если бы они ему достались, боясь их. Даже высокая доблесть - самое великое и приятное благо, - как мы видим, порой исчезает от болезней и смерти. Все мы смертны, друзья. А перед лицом могучего врага смертны втройне, ибо каждый день рискуем жизнью. Адимант предлагает нам сохранить наши жизни и бежать к Истму, чтобы там попытать счастья в битве. Не победить - нет, ведь в открытом море персидский флот нам не одолеть. Чем же манит Истм Адиманта и стратегов, подобных ему? Не какими-то природными выгодами для нашего флота, не подкреплением в виде кораблей: этого там нет и в помине. Зато у Истма у каждого из нас будет прекрасная возможность для бегства. Это единственная выгода для морского сражения там. Здесь, у Саламина, такой выгоды у нас нет. Здесь выбор прост и суров: победить или умереть!
Опять поднялись крики.
Военачальники из пелопоннесских городов упрекали Фемистокла в том, что он стремится нанести урон персам даже ценой гибели всего эллинского флота!
Слово взял наварх сикионян.