Фельдмаршал

Его, Ганса, недавно посвятили в рыцари Мальтийского ордена. Хотя он был молод, ему только что исполнилось двадцать три года. Посвящение проходило таинственно, с обрядом, заимствованным у тамплиеров… В каком-то замке, в его подвалах, при свечах, в одеждах ордена. Туда, в замок, его, ещё непосвящённого, привезли с повязкой на глазах, так же как у тамплиеров, древнего ордена, о котором ходят легенды, что он существует до сих пор, в глубокой тайне. А его члены собираются раз в десять лет в каком-нибудь неизвестном никому, кроме них, замке во Франции, в Германии, а то в Нидерландах. Может быть, вот тут, совсем рядом вот с этой ночлежкой. Часть из них, тамплиеров, примкнула к Тевтонскому ордену. Другая же влилась в орден госпитальеров, который осел на Мальте… Из-за этого он, романтически настроенный юноша, единственный порядочный сын Цецилии, и рвался в Мальтийский орден… И вот, когда повязку сняли, он увидел великого магистра: в красном плаще, такого же цвета капюшон скрывал его лицо, суровое и мрачное. А на плаще, во всю его длину, горел белым огнём на красном фоне громадный восьмиконечный белый крест как символ страданий Христа, служения его заветам… И магистр, приставив шпагу к груди его, раздетого по пояс, лёгкими движениями клинка искусно нарисовал у него на груди крест, освящённый кровью… Восторг, романтика, кровь замирала от таинственности… Он, Ганс, тренировал волю, тело, силу духа, владел он в совершенстве оружием любым…

И сейчас шпага, висевшая у него на поясе, обожгла его гневом. Даже она, холодная сталь, не выдержала такого оскорбления от подонка, из городских отбросов… Ведь орден дал ему на то добро: сжигать вот этот мусор человеческий…

Он выхватил из ножен клинок.

А тот, «трухлявый», сообразив, что будет дальше, исчез в мгновение из комнаты.

Цецилия завыла… Полуседая, неряшливая и морщинистая, она выглядела отвратительно.

И это была его мать!.. Такого он не мог вынести… И он схватил это гадкое существо за её некогда золотистые волосы и потащил наружу из этой вонючей норы, насыщенной запахами испражнений…

Он вытащил её на улицу. Она же, давно не выходившая на божий свет, испугалась уличного шума, прохожих… Их обступили… Дряблое лицо и шея, всклокоченные длинные волосы, которыми так восхищались когда-то графы, принцы, герцоги… Прохожие стали смеяться над ней… Она же закричала… Стала упираться… Заплакала… Ухватилась рукой за дверь, ведущую в её нору…

Этого он, её сын, рыцарь Мальтийского ордена, не выдержал. И он, схватив за другую её руку, дёрнул так, что вывихнул её… Она завыла сильнее… Кругом смеялись люди… По ушам ему ударила площадная брань, срываясь с языка его матери…

Он увёз её в Баден, поселил там в деревне: подальше от глаз людей. Ему было невыносимо стыдно за неё. Такая встряска оказалась ему не по силам. Он стал быстро слабеть, сохнуть, превращаясь в того же «трухлявого». Вскоре у него открылась чахотка. Прошло немного времени, и его не стало.

* * *

Через четыре года, в разгар лета, двадцатого июля 1598 года Сигизмунд вышёл с флотом из Данцига. Война с его дядей, герцогом Карлом, началась. Как он и предполагал, тот постепенно, проводя из года в год нужных ему людей в риксдаг, получил там большинство своих сторонников. И риксдаг, послушный герцогу, поставил ему, Сигизмунду, условие: либо он возвращается в Стокгольм и живёт здесь, управляет как король, либо риксдаг лишит его наследных прав на шведскую корону… Это был ультиматум герцога Карла.

На флагманском корабле с ним, Сигизмундом, отправились и два его рыцаря: его двоюродный брат маркграф Баденский Эдуард, старший сын Цецилии, и другой двоюродный брат, граф Остфрисландский Иоганн, сын графа Эдцарда и шведской принцессы Екатерины. Перед самым походом к нему, Сигизмунду, обратился и Густав, сын несчастного короля Эриха, тоже двоюродный брат, просил взять его с собой. Подумав, Сигизмунд отказал ему. Он опасался, что там, в Швеции, найдутся сторонники Эриха, которые захотят посадить его сына на трон. Ему, Сигизмунду, эта лишняя головная боль была не нужна. Вспомнил он и слова своего отца, когда хотел помочь Густаву финансово и собирался дать ему духовное место в Польше. Об этом он сообщил отцу, объяснил ситуацию с Густавом.

Юхан в категорической форме написал ему своё мнение о Густаве:

– Сын мой, не надо давать времени, чтобы у такой птицы выросли длинные крылья!..

Он, до самой своей смерти, опасался даже тени своего старшего брата – его сына. К тому же ему доносили, что тот связался с государственными советниками, попавшими в немилость у него самого, оскорбительно отзывался о нём, о короле…

Через Балтийское море флот Сигизмунда прошёл обычным порядком, хотя и штормило. Якоря флот бросил на рейде порта Кальмара.

Борьба его с герцогом Карлом зашла слишком далеко. Теперь либо он, либо герцог.

Эпилог