Фельдмаршал

– И орден Лойолы тоже! – заметил кардинал. – Они рождены внутри одного и того же тела, тела Христовой Церкви!.. Но разные, как дети от одних и тех же родителей!

Понтус помолчал, затем заговорил:

– Монсеньёр, я не полемик и не ритор. И не берусь судить о том, кто из учёных прав. Скажу только, что в среде шведского дворянства силён дух Лютера. И с этим королю Юхану приходится считаться.

– Господин генерал, его преосвященство понимает это и направляет к королю Юхану тайно своего посла, чтобы не вводить в искушение шведских дворян… И вы не находите, что весь сыр-бор в Швеции разгорелся не из-за проповедей Лютера, а из-за монастырских и церковных угодий, которые достались в результате Реформации дворянству!

– В этом есть доля правды! Но дворянство вместе с крестьянством оказалось перед римской церковью в большой опасности! Во Франции, на моей родине, две трети всех земель принадлежит церкви… В Германии тоже самое! Я не говорю о других государствах. Там положение ближе или дальше к этому. Так что же вы хотите? Рим, сама Церковь, призывая к небесной жизни, но прибирая к рукам материальные блага здесь, на земле, вынудили своими действиями противиться ей!.. Церковь давно пришла в противоречие со своим предназначением!..

Кардинал промолчал на это.

– Бог творит зло в нас, то есть с нашей помощью! – заговорил он, чтобы повернуть разговор, в рассуждениях общего характера, в сторону от скользкой темы: хищнического поведения церкви. – Виноват здесь не Бог, а наша собственная порочность! Мы злы по своей природе. Хотя даже и зло, конечно же, Он употребляет во славу свою и нам во спасение…

Понтус, всё ещё под впечатлением трагедии, разыгравшейся на море с ним и его спутниками, вспомнил несчастного юношу, Петра Фехте, наивно верящего в благого Бога.

– Литургия уже давно потеряла свою невинность!.. Пётр Фехте, сочинитель её для шведских протестантов, утонул во время бури, что захватила нас у острова Борнхольм. Вы не находите, кардинал, в этом Божьего промысла?

– Вы слишком просто думаете о Боге, генерал, если полагаете Его каким-то мелким сутяжником, сводящим счёты с неугодными ему людьми. Это всё в природе человека!

– Но таким же его сделал Господь Бог!..

– Да, – согласился кардинал.

– Монсеньёр, – обратился Понтус к нему, надумав поднять другую тему. – Наживаться разбоем на море, затем становиться всеми уважаемыми купцами стало уже обычной практикой. И не только на Балтийском море. Тому пример ганзейские купцы, из того же Любека, свободного города!..

– Да, здесь, в Средиземном море, тоже есть такие!

– И как это согласуется с религиозной моралью?

– Раз Бог допускает такое – тогда, значит, это имеет право на существование…

– Зло имеет право на существование?! – удивился Понтус такому утверждению кардинала.

– Господин генерал, а как отличить добро? Как узнать, что это и есть добро?

Кардинал посмотрел пристально на него, надеясь, что он понимает его, затем продолжил:

– Только в сравнении! Со своей противоположностью! Со злом! А для этого оно должно проявиться с той же силой, что и добро!.. Замечу также, что сначала многие явления выступают как зло, но потом, в конечном счёте, они оборачиваются добром!

– Выходит, нужно допустить, чтобы зло проявилось? – спросил Понтус кардинала.

– Оно нас не спрашивает, как вести себя! – лаконично заметил тот.

– Монсеньёр! Что же мы видим, в той же католической церкви?.. Порой у алтаря собираются такие, которые погибли бы с голоду, если бы не были причислены к клиру!.. И они ищут помазание от святых, их поддерживают и кормят миряне!.. Хуже них, пожалуй, только монахи! – вспомнил Понтус свой родной монастырь, того же «Чахоточного». – Они уходят в монастыри, опасаясь трудностей занятия воровством! Их стесняет не гнусность этого порока, а трудность занятия им!.. И это не мои слова, не моё мнение! Это я читал, будучи ещё монахом, в описаниях добродетельного и преосвящённого Евстафия, митрополита Солунского, жившего в XII веке!..

Кардинал согласился с ним:

– Да, есть и такие! Но не они определяют лицо Церкви! Это, как прыщи на её лице! Куда от них денешься! Но ведь прыщи не изменяют человека? Ну да, некрасиво!.. Но такова природа взросления!

– Что-то долго она взрослеет! Уже полторы тысячи лет – и всё ещё с прыщами! Хм!..

Иронически усмехнулся Понтус на такое сравнение кардинала и стал прощаться с ним.

– Монсеньёр, весьма признателен за беседы, открывшие мне многое на наш несовершенный мир!.. Теперь мне предстоит путь дальше, в Неаполь…

Они простились.

У Понтуса остались самые приятные воспоминания о проведённых беседах с кардиналом. Но в вопросах веры нового ордена иезуитов они так и не нашли общего понимания. С возрастом у него всё меньше было и желания вновь оказаться в лоне римской Церкви… Жизнь на севере, трудная и суровая, подходила больше ему по складу характера, а вместе с ней были понятней и мысли Лютера: о бегстве от свободы, рабстве воли… Он, Понтус, сбежав из монастыря, бежал напротив – в свободу… И он на себе испытал её тяжкое бремя… А что она для других?..