Когда стемнело, наступила ночь, в углу, где был де Андело, началась какая-то возня. Понтус подошёл туда, увидел, что генерал что-то затевает… Вот один из офицеров тихонько расшатал колья, что прижимали к земле нижний край палатки… Образовалась щель… И генерал нырнул в неё, исчез… Понтус непроизвольно устремился за ним, выскользнул наружу, увидел ночное звёздное небо, отполз подальше от палатки, уткнулся в генерала, затаился рядом, как и тот.
– Я хорошо говорю по-испански, – зашептал генерал, не удивившись, что кто-то последовал за ним. – Поэтому держись за мной и молчи, если встретим их патруль… Молчи, даже если тебя будут убивать…
Они проползли ещё немного, встали и пошли: генерал впереди, Понтус за ним… Они благополучно выбрались из лагеря испанцев и в темноте, почти на ощупь, стали пробираться к реке… И тут наткнулись на притаившегося в кустах Антуана и с ним ещё какого-то солдата.
Антуан обрадовался им, нервно зашептал Понтусу о своих мытарствах, как спрятался под разрушенной башней. Там он накануне приметил щель в подземный каземат. До вечера он просидел в том каземате и теперь тоже пробирался к реке…
– Давайте, пора… – послышался в темноте хриплый шёпот генерала.
Они, перебегая гуськом друг за другом, спустились к реке. Ещё раньше, днём, они прикинули, что, по-видимому, её можно перейти вброд.
В одном месте Понтус зацепился за какую-то корягу и упал, угодил лицом прямо в грязь… Тихо выругался…
– Ты что – грязи боишься больше, чем испанцев? – ехидно прошипел позади него Антуан.
Понтус дрыгнул назад ногой, метя ему по морде, но промахнулся… Антуан хихикнул… И Понтусу, подавленному и уставшему за последние дни от натурального избиения их гарнизона, стало немного легче: если Антуан зубоскалит, значит, с ними ничего не случится…
Наконец они добрались, как им казалось, до чистой воды. От реки, застойной, заросшей водорослями, тиной, на них дохнуло болотной гнилью… Но они, грязные, голодные и оборванные, уже не обращали внимания на такие пустяки, вошли в воду, пошли к противоположному берегу… Стало глубже, ещё глубже… Уже по горло… Дно, вязкое, хватало за ноги… Медленно пошли один за другим… Но вот опять стало мелеть… Вышли на другой берег. Тут, вдали от всех лагерей испанцев, было уже не так опасно. И они в изнеможении повалились на землю. Отдохнув, они пошли на юг, ориентируясь, чтобы Полярная звезда была у них сзади.
До утра они отошли достаточно далеко от места сражения, купили в ближайшем селении лошадей и на следующий день уже были в Париже. Там они расстались. Де Андело дал им немного денег, сам же отправился прямо во дворец к королю, чтобы сообщить о потере крепости Сен-Кантен.
Только много позже Понтус понял, что Колиньи выполнил свою задачу: задержал на месяц наступление испанской армии, спас Париж от осады. Сам же адмирал попал в плен. И ещё запомнились ему слова Колиньи, сказанные о Франсуа де Гизе: хладнокровен, отважен и умён, но вспыльчивый и жестокий к тем, кто не склонялся перед ним. Сказаны они были с завистью к человеку, к его талантам, которые невозможно было принизить. Хотя только что де Гиз вынужден был уйти из Италии ни с чем. Но в том, что его поход в Италию закончился неудачно, снова проявилось лицемерие попов, всей папской курии. Как только их территориальные и финансовые интересы восстанавливались – они тут же призывали воюющие стороны к любви и миру, перед тем же натравливали их друг на друга.
Король Генрих испугался, узнав о поражении своей армии под Сен-Кантеном и о том, что, его командующий всеми французскими войсками Монморанси попал в плен к испанцам. Он понял, что Париж оказался открыт с севера для армий Филиппа. И он запаниковал, тут же принялся за письмо де Бриссаку:
«Мой любезный Шарль де Коссе, сообщите его святейшеству Павлу IV, что Франция не в состоянии больше помогать ему! – стал диктовать он секретарю письмо. – Ему следует помириться со своими противниками!.. На каких условиях?.. Да на каких Бог подскажет ему! – язвительно выразился он. – И сообщите Франсуа де Гизу, чтобы немедленно шёл со своей армией к нам! Такое же письмо мы направили ему! Пусть оставит небольшой отряд для защиты герцога Феррарского, своего тестя, с остальными же силами идёт скорым маршем к Парижу!..»
Но он знал упрямство старого Джампьетро Карафы, папы Павла IV, который и развязал безрассудно эту войну в Италии, полагаясь на армию французов, и велел де Гизу, прежде чем покинуть Италию, чтобы он склонил папу заключить мирный договор с королём Филиппом.
Франсуа де Гиз выполнил это поручение короля.
Папа, не желая делать ни малейшей уступки испанцам, настоял, чтобы герцог Альба явился в Рим, извинился перед ним и подвергся церковному покаянию.