– Вам особая задача: подготовить удар на испанцев с нашей стороны, когда будет подходить Монморанси! Давайте обсудим подробно операцию! – положил он на стол план крепости. – Вот ворота Сен-Жан, а вот потайные ворота в глухой башне, что стоит рядом! Через них вы пойдёте на вылазку со своими мушкетёрами!.. Бой будет скоротечным! Врукопашную, только холодным оружием! Поэтому пусть мушкетёры оставят свои ружья в крепости! Времени у вас будет в обрез!
Потянулись дни ожидания подхода помощи. Испанцы же, что ни день, обстреливали город из пушек. Начинали они после полудня, били десять или двенадцать ударов, на этом заканчивали. Канонада затихала до следующего полудня. Итак дня четыре подряд, затем день без обстрела, и снова открывалась пальба.
И каждый день после обстрела Колиньи обходил крепость с офицерами, чтобы оценить ущерб от разрушений. Вечером же он и сеньор Сен-Реми, его помощник, подсчитывали потери, которые нанесла артиллерия неприятеля днём, решали с капитанами, что нужно срочно сделать, каких людей привлечь для ремонта стен и брустверов.
Последние дни, перед приходом помощи, наёмники, что были не при исполнении, пили в крохотном кабачке. Они опустошали немалые запасы вина, что отдал им щедрый кабатчик, зная по прошлому, что ничего не уцелеет при штурме, когда испанские солдаты дорвутся до его погребов.
Заглянул как-то в кабачок и адмирал, после обхода с проверкой крепости. Он уселся среди офицеров, кабатчик налил ему вина.
Все выпили… Офицеры ждали, чтобы адмирал сказал что-нибудь о том, что ждёт их дальше.
Адмирал сообщил им, что на подходе с армией герцог Франсуа Неверский, красавец, первый кавалер при дворе, а также со своими солдатами принц Конде, тщедушный, но воинственный «коротышка»… Они идут на помощь армии Монморанси…
И Понтус подумал, что адмирал отделался общими словами, похоже, боится паники, если он честно выскажет всё, что их ожидает. От капитанов, уже подвыпивших, это ускользнуло.
Адмирал был молод: ему было всего тридцать восемь лет. Коннетабль же Монморанси был на четверть века старше. У Колиньи, женатого на Шарлотте де Лаваль, родственнице Монморанси, только что, в конце апреля, родился сын Франсуа. Это был уже второй сын в семействе, помимо дочери Луизы, названной в честь его матери, умершей десять лет назад. И он как счастливый отец был сейчас целиком захвачен этим, хотя явно этого не показывал.
А Понтус, зная это, молча радуясь за него, вспоминал Мелину…
Капитаны выпили ещё, каждый заговорил о своём, заспорили, разбились на кучки, забыли о присутствии адмирала.
А тот, придвинувшись ближе к Понтусу, заговорил с ним.
– Эх, Понтус, Понтус! – воскликнул он с чего-то, видимо, желая излить душу ему, молодому капитану, вот в этот тревожный вечер осады.
Его он сразу выделил из других офицеров, пришедших с отрядами к нему в крепость. К тому же о нём хорошо отзывался Бриссак в рекомендательном письме.
– Не изведал ты ещё ничего в жизни! И в любви тоже!.. Но и тебя тоже настигнет эта зараза!.. Попомни мои слова!.. И лучше всего – женись на королевской дочери! Вот как Франсуа, старший сын Монморанси, женился на Диане, внебрачной дочери нашего короля! Их, внебрачных-то, у каждого короля пруд пруди! Хм! – добродушно, с издевкой, усмехнулся он.
В руке у него торчала зубочистка. И он, уже не замечая за собой этой привычки, при разговоре изредка подносил её к лицу… Говорят, ведёт себя так даже в присутствии короля.
В среде армейских кругов же ходила шутка, что нужно остерегаться зубочистки адмирала и чёток коннетабля… Тот, Монморанси, отдавая обычно жёсткие приказы, от этого волнуясь, перебирал чётки, бормотал: «Этих расстреляйте передо мной… Тех же плутов изрубите на куски… Сожгите эту деревню…»
Колиньи стал рассказывать ему о своей жизни буднично, подбирая слова, как будто, прежде чем сказать, обдумывал сказанное. И Понтус понял, что под этим скрывается сдержанная, волевая натура.
Своего отца, маршала де Шатийона, Колиньи-старшего, он совсем не помнил. Тот заболел и умер от лихорадки в походе с армией на помощь городу Байонна, осаждённому испанцами. Тело маршала привезли в родовой замок Шатийон-на-Луанге, похоронили в замковой церкви.
Ему, Гаспару, малышу, тогда было всего три с половиной года.
Супруга маршала, Луиза, осталась с кучей детей на руках. Трое – Жан, Луиза и Мадлен от первого брака. Четверо были от второго брака с маршалом де Шатийоном: Пьер, Оде, Гаспар и Франсуа. И она, покинув двор в Париже, поселилась в замке Шатийон-на-Луанге, чтобы заняться полностью воспитанием своих малолетних детей.
И первые, наиболее яркие детские впечатления, запоминающиеся на всю жизнь, прошли у маленького Гаспара в родовом замке на природе, на крохотной речушке Луанге… Как купался, загорал, гонял голубей, ходил на рыбалку, дрался с деревенскими мальчишками…
Через восемь лет, в 1530 году, Луиза вернулась в Париж, ко двору, стала придворной дамой у королевы Элеоноры, супруги короля Франциска I, как до того была в такой же должности у Анны Бретонской, супруги короля Людовика XII.