Фехтовальщица

– Ты что, не понимаешь, что происходит? – тоже стал нервничать солдат короля. – Тебя взяли в доме сторонницы де Монжа!

– Я не замешана в заговоре!

– Марени теперь сделает все, чтобы тебя туда замешать! Уймись, Жанна! В следующий раз я тебя брошу!

– Это я вас брошу, сударь! – предельно выпрямила спину фехтовальщица. – Не лезьте в мою жизнь! Я сама решу, как поступать!

Покрасневшие, словно оплавленные слишком высоким напряжением, глаза Кристофа сузились, матово-бледные скулы вспыхнули красным…

– Наверное, это буду уже не я, но кто-нибудь обязательно проучит вас, Жанна де Бежар, – сказал мушкетер. – Ваши вещи в доме у де Грана. Прощайте. Я приеду на неделе.

Де Белар развернулся и быстро пошел назад. Женька молча смотрела, как он уходит, но не делала никакой попытки его остановить. Когда его не стало видно за деревьями, девушка вернулась к Раймону и продолжила удить рыбу.

Фехтовальщица понимала, что возможно именно она стала причиной смерти Валентина, которого бросил де Белар, чтобы вытащить ее из рук королевской полиции, но даже эта мысль, скорее надуманная, чем настоящая, не могла заставить ее играть по чужим правилам.

Ночью Женька долго не спала, мучаясь воспоминанием о разговоре с Кристофом. Она сказала ему совсем не то, что хотела сказать. Перед ее мысленным взором стояло его измученное худощавое лицо, и девушка чуть не плакала от жалости. Мушкетер продолжал притягивать ее к себе, и Женьке хотелось вести себя с ним иначе, но что-то внутри нее мешало этому. Они оба любили шпагу, что, как полагала фехтовальщица, должно было их сближать, но она еще не понимала, что именно эта обоюдная любовь к оружию и разводила их в стороны – каждый ждал, что кто-то сложит его первым, но этим первым «кем-то» никто из них быть не хотел.

Чтобы хоть как-то успокоиться, Женька решила, что в следующий раз поговорит с Кристофом по-другому, и они поймут друг друга.

Тонкая натура

На четвертое утро своего вынужденного пленения фехтовальщица проснулась от плеска весел, отходящей от острова лодки. Раймон оставил завтрак на пеньке и уплыл на берег. Женька потянулась, встала и вышла из шалаша наружу. Пейзаж вокруг не менялся – те же зеленые берега, теплое августовское солнце и безоблачное, почти райское, небо.

После завтрака девушка разделась и сплавала за челноком. После она снова надела мужской костюм, взяла арбалет и направила лодку к берегу графа д’Ольсино. Чего ей хотелось от этого берега, она еще и сама не знала, но непосильный груз раздумий о будущем, о Кристофе и о дневнике Жозефины вдруг разом упал с ее сильной молодой спины, и это показалось ей сейчас самым главным.

Оставив лодку в маленькой заводи под кустами ивы, фехтовальщица зарядила арбалет и, держа его наизготовку, осторожно пошла по береговой кромке. Ничто не смущало ее незрелой самоуверенности, но на всякий случай она не спешила снимать палец со спускового крюка и с подозрением посматривала в лесные чащи.

Берег графа д’Ольсино внешне мало отличался от берега короля – тот же мирный шепот листьев, солнечные пятна на траве и философски-сдержанное кукование кукушки. Шорохи и звуки, доносившиеся до чуткого уха девушки, не сулили опасности, и прогулка на левый берег стала казаться никчемной, однако скоро она дождалась, – где-то впереди вдруг раздался громкий мучительный стон и истошный плач грудного ребенка. Воображение тотчас нарисовало картину страшного кровавого жертвоприношения.

Фехтовальщица пригнулась и ящеркой заскользила на эти неожиданные звуки, но на самом деле все оказалось гораздо проще, хотя сцена, открывшаяся взору девушки, была не менее потрясающей. В тенистом перелеске в нескольких шагах от воды лежала навзничь молодая крестьянка. Юбка ее была задрана, а в раскинутых и подогнутых ногах ворочался и орал только что родившийся младенец.

Женька остановилась, в полном замешательстве глядя, как пульсирует на траве окровавленная пуповина. Она хотела тихо скрыться, но видя, что вокруг никого нет, спрятала арбалет в траву и неуверенно подошла к стонущей роженице.

– Вам, может быть, помочь, сударыня? – с волнением в голосе спросила фехтовальщица.

Женщина, увидев «незнакомца», слегка напряглась.

– Что нужно делать? Говорите, – не отступила от своих намерений Женька.

Молодая мать оправилась и показала рукой на узелок, лежащий поодаль.

– Там ножик и завязки.

Женька дрожащими пальцами развязала узелок и достала все, что требовалось, чтобы довести дело, начатое природой, до конца. Крестьянка подсказала, когда и где нужно перерезать пуповину. Хотя она выглядела измученной, но отдавала распоряжения спокойно и с полным пониманием того, что делает, из чего было понятно, что это не первые ее роды.

Фехтовальщица кое-как подавила волнение и постаралась проделать все, как ей говорили. Закончив, она осторожно подняла младенца, подала матери и вытерла о тряпки перепачканные пальцы. Занятые ребенком, обе не сразу заметили четырех всадников, показавшихся из-за деревьев. Они оглянулись только тогда, когда заржала лошадь. Крестьянка испуганно заворочалась, а Женька встала.