Все трое бежали быстро. Фехтовальщица не отставала, но мокрые длинные юбки липли к ногам и мешали движению. Она остановилась, попросила у Робена нож, разрезала их прямо на глазах у случайных прохожих и, оставшись в штанах, которые продолжала носить под подолом, побежала дальше. Проспер на ходу накинул ей на плечи свой плащ, Робен укрыл ее голову своей шляпой – прачка Жанна Пчелка исчезла.
– Куда мы? – спросила фехтовальщица, начиная дрожать в мокрой одежде.
– В «Красный чулок» к мамаше Кошон, – сказал Проспер.
– Зачем?
– Переоденешься, а то замерзнешь.
– Я там не останусь.
– А что ж, с нами что ль, пойдешь?
– Уж лучше с вами.
Проспер усмехнулся, но ничего не сказал.
14 часть. Место под луной
Эркюль Кошон, увидев фехтовальщицу, довольно засмеялась.
– Пришла все-таки! Говорила я тебе! А что в одеже такой?
– Заткнись, старуха! – цыкнул Проспер и велел переодеть девушку в сухое платье. – И покорми. Потом заберем ее. Поняла?
– Куда заберем?
– Молчи, дура! Не твое дело! Коли шум какой будет, укрой.
Проспер и Робен ушли, а Эркюль завела Женьку в один из номеров и, порывшись в ларе, подала ей другую одежду. Это было платье с тугим корсажем и широким вырезом на груди, сорочка и три нижних юбки. К этому Кошон присовокупила чулки и башмаки с пряжками. Нижних штанов, которые носили только знатные дворянки, к платью не полагалось, отчего фехтовальщица сначала чувствовала себя непривычно, и только через некоторое время перестала это замечать.
Чтобы девушка согрелась, Кошон велела затопить в номере камин и дала ей теплую накидку. Потом она принесла поесть. Обхаживая свою нечаянную гостью, Кошон смотрела на нее с умилением и не понимала, почему девушка хмурится.
– Красавочка ты моя, красавочка, – приговаривала она. – Ужели с Проспером уйдешь?
– А ты думаешь, здесь останусь?
– Ой, подумай, подумай… Что тебе с этими окаянными волками мотаться? Жизнь их неверная и короткая – то дружка твоего повесят, то он сам тебя прирежет спьяну. Останься у меня, а? Смотри, я какое платье дала! Тут многие девки на него зарились, а я тебе!
– Бумагу мне принеси.
– Бумагу?
– И перо.
– Зачем тебе ножик?
– Обычное перо принеси, каким пишут, и чернила.
– Зачем тебе чернила?
– Письмо буду писать.
– Кому?
– Любовнику!
Женька грубила намеренно. Эркюль вызывала у нее раздражение и брезгливость.
Когда Кошон принесла все, что требовалось, и убралась прочь, Женька села писать письмо Клементине, через которую хотела связаться с Генрихом, но тут вдруг сообразила, что Эркюль не передаст письмо. «Ей надо, чтобы я осталась здесь. Нужно уйти с Проспером, а там я сама проберусь к Клементине. А если Проспер и Робен меня не отпустят?» Фехтовальщица задумчиво погрызла кончик перышка. Ее не покидало чувство неприятной растерянности, будто кто-то за ее спиной быстро переставил фигуры, а она, ослепленная слишком яркой вспышкой последних событий, плохо видела игровое поле.
Бумага продолжала лежать на столе. Женька вздохнула и взялась за продолжение своих «Записок».
К пяти часам вечера в «Красный чулок» потянулись любители суррогатной любви и дешевых приключений. Снизу стали слышны голоса, восклицания и профессиональный, присущий только этому заведению, женский смех.
– Сегодня ты со мной, Жульетт!
– С тобой, с тобой, голубчик!
– Эркюль, я беру Фредерику на всю ночь!
– Наперед заплати, милый!
– А где моя крошка Изабель?
– Занята она! Эй, куда? А деньги?.. Стефан, держи его!
Послышались шум борьбы, визг, хохот и ругательства.
– Так ему, так! Повадился на дармовщинку! А ты куда прешь? Стефан, а ну выкини этого сифилитика! Он мне и так полборделя перепортил!
– Эй, хозяйка, есть что-нибудь новенькое?
– Идемте со мной, господин Буше.
В номера стали подниматься пары. Под общий шумок Эркюль попыталась подсунуть пару посетителей и фехтовальщице. Первым был упитанный зрелый мужчина в добротном кафтане.
– Не желаешь побеседовать с кавалером, милая? – предложила Кошон.
– Не желаю.
– Зря капризничаешь. Господин Буше – мужчина солидный, семейный, не обманет.
– А, конкурент покойного Мишо? Пусть к жене своей топает. Я здесь не для этого!
Вторым Кошон привела мальчика лет тринадцати. Одетый чисто и по-дворянски, он старался держаться уверенно, но пылающие щеки выдавали его с головой. Было видно, что он здесь впервые, и сквозь полнейшую суматоху в его глазах просвечивал неподдельный и жгучий интерес.
– Проходите, проходите, милый виконт, – лебезила Эркюль. – Наконец-то вы решились. У меня для вас особый товар! Только для тебя, красавочка! Юноша из хорошего дома – чист, как младенец, богат, как принц!
– К мамочке его верни! Я сказала, что я здесь не для этого!
– Ишь ты! Не для этого! А кто за одежу расплачиваться будет? А за чернила? Тут тебе не пансион Святой Женевьевы!
– У Проспера спроси! Это он меня сюда притащил! Лучше поесть принеси.
– Поесть еще заработать надо! Идемте, виконт, я вас лучше Мари-Луизе предложу.
Тем не менее, Эркюль поесть принесла.
– Чего тебе еще надо? Тепло, еда приличная, кавалеров лучших даю!