Федор Алексеевич

   — Лучше всего оставить тот второй договор с армянами, что6они торговали с русскими купцами по вольной цене, а чего у них русские купцы недокупят, то принять в казну с уплатой из неё деньгами или товарами. Эвон у нас рухляди скоко, можно и денег не тратить.

   — Ну а если они этого договора исполнять не захотят?

   — Тогда указать им торговать шёлком с иностранцами, стал быть, только в Архангельске. Они десять раз ещё подумают, допрежь туда везти. Конечно, при таком обороте будет русским купцам какая-то помешка, однако ж не такая, если иноземцам позволить торговать по всей России, или, хуже того, везти товары через нашу державу.

   — Прекрасная мысль, сын мой, — подал наконец голос патриарх. — Мы ведь греческим купцам ранее для торговли Путивль определили. А что ныне они творят? Ранее к нам ехали из Греции высокопоставленные греки, везли многоцелебные мощи и святые иконы, а вместе с ними приезжали знатные торговые греки и привозили добрые, богатые товары. Но ныне к нам духовного чина никто не приезжает и торговые стали ехать самые незначительные. А порою просто тати, везущие вместо алмазов стекляшки-подделки. А некоторые стали воровать, привозить тайно вино и табак, утаивая и доходы, и места торговли.

   — Что ж ты предлагаешь, святой отче? — спросил Фёдор Алексеевич.

   — Я предлагаю, государь, подтвердить постановление Алексея Михайловича от сорок седьмого года, чтоб греки торговали только в Путивле. Тогда легче мытникам[36] и мыту сбирать будет и приказным следить за порядком. И греческие нечестные люди не будут растекаться по державе. А которые пойманы будут в другом месте, с тех взыскивать штраф и отправлять за их счёт в Путивль. Всяк сверчок знай свой шесток.

   — Ну что ж, — заговорил государь, — Василий Васильевич, святой отец верно указал, забыто постановление батюшки, забыто. Двадцать лет минуло, оттого и нарушения пошли. Найди его, напиши сызнова а я подпишу.

   — Хорошо, государь.

   — А по шёлку надо будет совместно с нашими гостями указ составить. Иван Кузьмич, пособите князю?

   — Да со всей душой государь, — обрадованно сказал купец. — Да твоя казна рази нам чужая? Как за свою болеем, стал быть.

Глава 9 ТЯПКИНСКИЕ ЗАБОТЫ

Василий Михайлович Тяпкин русский резидент я шлее, бедствовал необычайно пи причине вечной нехватки денег которые присылали из Москвы нерегулярно и обычно с попутными оказиями. Из Подольского приказа, которому был подчинён Тяпкин один за одним летели лишь указы и приказы: «узнать мнение сенаторов», «прощупать короля насчёт Крыма», «разведать виды на продление перемирия».

Но на всё это требовались деньги, и немалые. А где ж их взять? Василий Михайлович выкручивался как мог, в основном закладывая своё имущество то шубу (пока тепло, не нужна), то женины украшения, то коляску, которая уже не требовалась по причине того, что единственный конь резидента сдох то ли от старости, то ли от болезни, я скорее всего от недокорма.

Выручали бедного русского приятели которых у Василия Михайловича в силу его общительного характера было в Польше немало, особенно в среде посланников и резидентов других стран, аккредитованных при королевском дворе. Тяпкин обычно одним из первых являлся поздравлять нового коллегу, приехавшего из какой-нибудь страны ко двору короля, и, как правило, приветствовал новичка на его родном языке и завязывал с ним самые тёплые дружеские отношения.

Вот и Кантакузин, прибывший в Польшу из Молдавии и ещё не успевший распаковаться, увидел на пороге своей резиденции улыбающегося Тяпкина.

   — Буна зиуа, — приветствовал Кантакузина его гость. А кому ж не приятно в чужой стране услышать на родном языке «Добрый день!».

И они заговорили на родном языке новичка Конечно. Тяпкин говорил не очень чисто, перевирая слова, но это только забавляло хозяина нисколько не обижая.

А когда Тяпкин собрался уходить, Кантакузин запротестовал:

   — Э-э, нет, из дома молдаванина, не попробовав визга, нельзя уходить — И выставил на стол ведёрный кувшин оплетённый лозой, и две глиняные обливные кружки.

   — Ну что ж, — согласился Василий Михайлович, — за знакомство не грех и выпить.

Выпили по кружке. Тяпкину, привыкшему пить» что покрепче, вино не показалось, но он как опытный дипломат похвалил:

   — Превосходное вино.

Польщённый похвалой нового друга, Кантакузин снова наполнил кружки.

   — Тогда ещё по одной.

Тяпкин не возражал и, дабы опять сделать приятное хозяину, сказал:

   — За твоё здоровье, друг Кантакузин.

Кантакузин как истый молдаванин не мог оставить такой тост без ответа. Стал наливать по третьей кружке.

   — А теперь за твоё, друг Василий.

После третьей кружки всё пошло как по маслу Кантакузин предложил тост за великого государя всея Руси Чем неожиданно так растрогал Тяпкина, что тот полез целоваться.

   — Да за государя... да я тебя так полюблю, Кузя.

У него уже Кантакузин стад Кузей, так было и короче и звучало нежней: «Кузя». И Тяпкин предложил ответный тост, за господаря Молдавии: знай наших. Теперь настала очередь молдавского посланника целовать Тяпкина и он обнимал его и нежно говорил:

   — Вася, ты оч-чень хор-роший человек.