но смотреть на полосатого Конса было еще неприятнее, чем на синего. Тогда, при первом
сеансе, она побрила его на лысо. Теперь на голове выросла короткая черная щетина, жесткая,
как проволока. Ее пришлось сбрить вторично.
- Зачем ты со мной возишься? - вдруг спросил Конс, - что тебе с того?
- Да ничего, - усмехнулась она, - больных надо лечить - вот и вся мораль.
- Я не человек.
- По-твоему, я не заметила? - Флоренсия старалась говорить шутливо и непринужденно,
хотя это было непросто, Конс ее сковывал, - у нас есть такая детская книжка про Айболита...
- Знаю. Читал, - буркнул Конс, объемы усвоенной им информации были колоссальны.
- Так вот, я космический Айболит, - улыбнулась Флоренсия.
- Я привык расплачиваться, - заявил он хмуро.
- Можешь пофантазировать на эту тему. Тем более что ближайшую неделю ничего
другого ты не сможешь, разве что слушать «Полет валькирий».
- Почему?
- Потому что я наложу аппликаторы тебе на веки. Тебе придется ослепнуть ненадолго.
Конс сидел в медицинском кресле и смотрел на нее удивленно-беспомощными глазами с
заплывшими воспаленными веками.
- Какой ужас, - сказал он просто, - я переколю тебе всю посуду.
- Потерпи всего неделю, - вздохнула она, - а вазы я попрячу.
Конс смирился со своей участью и сидел смирно. Флоренсия срезала ему ресницы и
наложила аппликаторы на краешки век.
- Молодец, - сказала она, - хороший мальчик.
И заметила, как выдвинулась вперед его нижняя челюсть. Это Конс про себя скрипел
зубами. Состояние беспомощности унижало его страшно. Оставалось только догадываться,
какая буря страстей бушевала внутри этого скафандра из бинтов.
- Думай о чем-нибудь приятном, - посоветовала Флоренсия,- я, например, в такие
минуты вспоминаю, что в Белогории есть горнолыжный курорт «Беркут», и что я туда
непременно полечу, как только будет время. Не люблю пляжи, люблю горы и снег. . А ты что
любишь?
- Информацию, - сказал Конс подумав.
- И все? - изумилась Флоренсия.
- Из всех физических удовольствий аппирам доступна только теплая ванна.
Удовольствия, вытекающие из избытка энергии: горные лыжи, танцы, гонки, секс, спорт,
путешествия... - все это за пределами наших возможностей. Остаются психотропные
средства и информация. Головы у нас пока работают.
- Послушай, но к тебе, насколько я знаю, это не относится?
- 114 -
- Я аппир. Я так же ленив и равнодушен ко всему окружающему. Для меня важнее то, что
написано в книге, а не то, что происходит за окном.
- А если за окном кто-нибудь умирает? Ты даже не выйдешь ему помочь?
- У нас каждый день кто-нибудь умирает. Если я буду всем помогать, то останусь без
капли энергии.
Видимо, оставшись без зрения, в полной темноте, Конс стал наконец разговорчивым. Он
сидел неподвижно, как робот-испытатель в кабине вездехода, положив руки на подлокотники
кресла и запрокинув забинтованную голову на спинку.
- Это не жадность, - объяснял он, - это жизненный принцип. Людям ни в коем случае
нельзя появляться на Наоле. Вы не умеете защищаться от нас. Ваша защита лопнет, как
яичная скорлупа. А ты вообще открыта, Флоренсия Нейл. Я мог бы выпить тебя до капли.
- Знаешь что... - она вспыхнула и обрадовалась, что он ничего не видит.
- Тебе я не опасен, - заявил Конс, - напротив, я убью любого, кто тебя обидит.
- Вот этого тоже не нужно, - сказала она строго, - во-первых, никто меня тут не обидит, а
во-вторых - это еще не повод убивать кого-то. Не знаю, как у аппиров, а у нас жизнь каждого
человека считается бесценной. У нас нет смертных приговоров.
- Но ведь и люди погибают, - усмехнулся Конс.
- Конечно. При катастрофах, при несчастных случаях. От старости, наконец. Но никто
никого не убивает.
- Человеческая жизнь бесценна, - повторил Конс с усмешкой.
- И не только человеческая, - добавила Флоренсия, - бывает, я сутками борюсь за жизнь
какого-нибудь шестиногого глинвентауриса, или медузообразного марага... и не смей мне
выражать свою благодарность в такой форме.
- А в какой? - смиренно спросил Конс, - чего бы ты хотела?
- Да ничего, - сказала она, подумав, - у меня есть все, что мне нужно.
- Это тебе только кажется.
- Возможно. Но мне, в самом деле, ничего не надо.
- Хорошо... Представь, что я Бог. Чего бы ты у меня попросила?
Слышать это от забинтованного, беспомощного пациента было забавно.
- Звезду с неба, - засмеялась Флоренсия, - и не меньше.
- Достану, - сказал Конс.
Утром Флоренсия напоила его чаем с бисквитами, посадила за пульт домашнего
компьютера и улетела на работу. У Зелы в этот день был назначен очередной осмотр. Привез
ее на этот раз не Ричард, а Ольгерд. Ричард болтался где-то на орбите Плутона на корабле
Гунтривааля, который, наконец, его дождался.
Зела спокойно села в кресло, показания у нее были хорошие, никакого стресса, скорее
апатия, как после длительной усталости. От таблеток она отказалась.
- Мне больше ничего не нужно, - сказала она спокойно, - теперь уж я сама.
Ольгерд стоял у раскрытого окна и смотрел на нее с улыбкой. «Любовь делает чудеса», -
подумала Флоренсия,- «только бы им ничто не помешало».
В дверях Зела вдруг оглянулась, и Флоренсия заметила ее отчаянный взгляд. Что-то все-