«По какому-то дьявольскому стечению обстоятельств оказалось, что мой редактор пишет стихи. Мало того, что он писал стихи, он еще из уважения к местному руководству выступал под псевдонимом, хотя, как потом выяснилось, псевдоним он взял напрасно, потому что местное руководство знало, что он пишет стихи, но считало эту слабость вполне простительной для редактора молодежной газеты.
Местное руководство знало, но я не знал. На первой же летучке я стал критиковать одно напечатанное у нас стихотворение. Я его критиковал без всякого издевательства, хотя, возможно, и с некоторым оттенком московского снобизма, что, в общем, простительно для парня, только-только окончившего столичный вуз.
Во время своего выступления я краем глаза заметил странное выражение лиц наших сотрудников, но не придал этому большого значения. Мне, честно говоря, показалось, что они поражены изяществом моей аргументации.
Возможно, мне всё это и сошло бы с рук, если б не одна деталь. В стихах, написанных от имени сельского комсомольца, говорилось о преимуществах картофелекопалки перед ручным сбором картофеля.
По простоте душевной и даже литературной я решил, что это одно из тех стихотворений, которые приходят самотеком во все редакции мира, и в конце своего выступления, чтобы не совсем обижать автора, сказал, что всё же для сельского комсомольца оно написано довольно грамотно.
Впоследствии я никогда не критиковал стихи нашего редактора, но, кажется, он мне не верил и считал, что я эту критику перенес в кулуары.
В конце концов, я думаю, он правильно решил, что для провинциальной молодежной газеты вполне достаточно одного стихотворца. Какого именно, в этом у него не было сомнений, как, впрочем, и у меня.
Весной началась кампания по сокращению штатов, и я попал под нее».
«К сожалению, — сообщает краевед Андрей Кукатов, — пока не удалось обнаружить это легендарное стихотворение».
Кстати, обратим внимание на совпадения: в институте Искандер принял за сочинения графомана стихи капитана Лебядкина, здесь — стихи редактора. Об этом мы знаем от него самого. Вполне вероятно, и в том и в другом случае это его «неведение» всего лишь художественный прием… А может, следствие знаменитого искандеровского простодушия. И кстати: уволить по сокращению штатов молодого специалиста, прибывшего по распределению, было, согласно советским законам, не так-то просто. Так что, возможно, выбор Искандера был более добровольным, чем нам кажется. С другой стороны, без уважительной причины с работы, куда попал по вузовскому распределению, тоже было не уехать. Наказуемо! Поэтому редактор, уволивший выпускника Лита, одновременно дал ему вольную…
Как бы то ни было, с Брянском пришлось расстаться — впрочем, без особого сожаления. Как писал довольно мстительно Искандер в своей первой повести, «мне порядочно надоел псевдомолодежный словарь нашей газеты, ее постоянное бесплодное бодрячество».
Сегодня об Искандере в Брянске напоминает разве что узбекское кафе быстрого питания «Искандер кебаб» на Вокзальной улице да радения редких краеведов-любителей, по крупицам собирающих всё, что связано здесь со всемирно известным писателем.