— Всё, что тебе сейчас нужно знать – я любила Ираклия десять лет назад, когда начала встречаться с ним, шесть лет назад, когда бросала его, и сейчас тоже люблю. И, пожалуйста, не думай, что я преследую цель навредить ему. Я не думала, что всё сложиться так, как сейчас.
Чувствую, что к горлу подступает ком, а к глазам – слёзы. Встаю, прохожу в ванную, чтобы умыться. Мне становится трудно дышать.
«Боже, если сложно говорить сейчас, что будет, когда придётся заговорить с Ираклием?» – эта мысль паникой разрастается в сердце. И я чувствую, как начинаю медленно сходить с ума.
— Она, скорее, себе навредит, чем ему, – слышу голос бабушки за дверью. – Она та ещё дурёха, Тина. Но я не знаю никого, кто так бы сильно умел любить другого человека.
Я увеличиваю напор воды, чтобы заглушить их голоса. Не хочу слышать, о чём они говорят. Стою, опираясь руками об раковину и стараюсь перевести дыхание. Меня трясёт от паники.
«Как я начну свой рассказ Ираклию? Какие слова подберу? Буду говорить о ребёнке или навсегда оставлю это только в своей памяти?» – вопросы рекой льются в голове.
Я слышу, как в ванную входят. Оборачиваюсь и вижу Тину. Она подходит ко мне, берёт меня за плечи и разворачивает к себе лицом.
— Ты расскажешь мне, о чём идёт речь? – интересуется она обеспокоено.
— Потом, – сквозь дрожь в голосе, отвечаю ей. – Сначала Ираклию.
— Ты вся трясешься, знаешь? – она обнимает меня и прижимает к себе.
Я хочу взять себя в руки, вернуть бесстрастный вид, но сдаюсь. Не в состоянии больше проживать всё одна. Хочу побыть немного слабой и искренней рядом с человеком, который ни за что не ранит моё сердце.
— Мне страшно, Тина, – шепчу ей. – Страшно, что Ираклий мне не простит то, что я сделала, – с глаз начинают течь слёзы.
Я чувствую, что мои слова пугают её. Она растеряна. Но она крепко обнимает меня и целует в висок.
— Очевидно, что мой сын способен простить тебе всё, – она отстраняет меня от себя, смотрит в глаза. – Нужно только попросить это прощение.
— То, что я расскажу, возможно, испортит ему карьеру, – вновь хватаюсь за голову. – И это сводит меня с ума. Все его мечты, весь труд и старания могут быть впустую.
— О чём ты вообще думаешь, дорогая? – удивляется, смотрит на меня в растерянности.
— И тогда было так же, – слышу голос бабушки в дверном проёме.
Она подходит к нам и не сводит с меня глаз.
— Это не твоя ответственность, Илиана, – строго проговаривает она. – Ни тогда ею не была, ни сейчас. Всё, что ты должна сделать – сказать правду. А Ираклий взрослый человек, и сам примет решение, что делать дальше.
— Боже, я надеюсь, ты тогда не сделала ничего ради его карьеры? – с ужасом предполагает Тина.
Мы с бабушкой молчим. Я чувствую её любовь и поддержку. Но также чувствую, что она больше не в силах держать в себе наш секрет. И если я этого не сделаю – она сделает это вместо меня.
— Илиана, – одёргивает меня Тина. – Я права?
В её глазах плещутся ужас и шок. Она переводит взгляд с меня на бабушку, ждёт ответа. А я не могу заставить себя заговорить. Я никогда не думала о том, что это может быть так сложно.
— Мне нужно собираться, – произношу тихо. – Через час должна быть в школе.
У семьи Дадиани особый дар – если видят, что человек не готов говорить, они отступают. Не давят и не ломают, даже в ущерб себе.
Тина вместе с бабушкой молча покидают ванную комнату, оставив меня наедине с собственными мыслями.
Глава 46
Оставшись в ванной одна, закрываю дверь на замок и скатываюсь на пол. Перед глазами стоит взгляд Тины. Я и забыла, что помимо Ираклия, в правде нуждаются родители и друзья. И я понятия не имею, где найду столько смелости, чтобы рассказать обо всём.
Не желая думать о предстоящих событиях, я встаю на ноги, собираюсь в ускоренном режиме и уже через полчаса выезжаю в школу. Работа стала моим спасением за эти две недели. Ника и Мия помогали мне на время забыться и разгрузиться. С ними я набиралась сил и восстанавливалась.
Через два дня отчётный концерт, и помимо работы с девочками, я помогаю Алексею с Линой в подготовке. Выполняю любые просьбы, стараясь разгрузить их. С раннего утра я разъезжаю по городу в поисках необходимых тканей для шоу. А к полудню возвращаюсь, чтобы провести предпоследнюю репетицию с моими девочками.
Номера отработаны до максимума. Не было и дня, чтобы кто-то пропускал тренировки. Я горжусь ими и нисколько не сомневаюсь, что они зацепят внимание зрителей и жюри.
На прогоне присутствуют Алексей и Лина, проверяют итог наших занятий. Остаются довольны всем, и в эту секунду я начинаю испытывать гордость за саму себя. Оправдать их ожидание и видеть в их глазах удовлетворение своей работой – большая награда для меня.
— Завтра я даю им выходной. Пусть высыпаются и расслабляются, – предупреждаю тренеров, так как знаю, что они придерживаются другой политики.
— Ты уверена, что им это необходимо? – интересуется женщина.
— Да. Смотрю на них и вижу загнанных лошадей, которые без устали работали на протяжении полутора месяцев. Я хочу видеть их на концерте отдохнувшими и с горящими глазами.