Да, было дело. Мне как-то раз прилетело от одной торпеды с Волачинского района. У меня там девчонка жила прямо во дворе, где в беседке был один из мелких пятаков волачинских пацанов. Я эту тварь в итоге с трудом, но втоптал в асфальт, но в начале хорошо так наполучал. Как со мной это часто случается, меня потом запинали толпой все, кто был в беседке. Ну не могут люди отпустить меня победителем, когда я совершенно неожиданно выстегиваю самого мощного из них, несмотря на мой видок. Потом я вернулся на Волачку уже со своими заряженными рылами, перед этим забежав к Кире, а после и к Губеру, чтобы восстановить нормальный вид лица. Это был примерно третий-четвёртый раз, когда мне ломали нос. И каждый раз мне все районные бойцы обещали, что всё, костная мозоль нарастёт, и больше нос никогда не вывернется. Как показывает опыт, от плотного удара кость не спасает даже она.
— Не, — отказал я Кире. — Я сегодня уже и так много всякого захавал. Есть что-нибудь, что из земли растёт? Мне тут читатели в комментариях советуют завязывать со всякой химой и больше на натуру налегать.
Она не успела открыть шприц и убрала нетронутую упаковку вместе с ампулой в шкаф.
— Чего? Какие читатели? В каких комментариях?
— Я сейчас нашу историю ребятам рассказываю, — пояснил я ей. — Вот они её и комментируют в реальном времени. Говорят, переходи на натуру.
Кира вздохнула и пошла к тумбочке у кровати.
— Видать и правда много всякого скушал… — бормотала она, присаживаясь на корточки и выдвигая ящик. — Или это ещё и шок сюда примешивается… Голову пудрит ему…
— У меня шоков не бывает! — крикнул я ей. — Я безшоковый!
— Ага-ага, безшоковый. Читатели у него какие-то появились, комментарии…
— Да я тебе внатуре говорю! Читатели, что надо, и комментарии от них офигенные там! Братва поддерживает. Бывают какие-то черти залетают не за хер наших ребят минусуют и свои пять копеек вставляют даже начала нашей истории не прочитав, но мы их не замечаем. Тонут сразу же в хороших отзывах.
Кира извлекла из ящика курицу и пакет со специями и ушла на кухню разогреть тушку птахи.
Вернувшись, она поставила тарелку на столик рядом с моей рукой и стала отрывать от неё кусочки. Она аккуратно укладывала оторванные куски на салфетку, и приговаривала:
— Так и знала, что дохавается когда-то…
— Слышь, женщина! Я тебе тут серьезные вещи задвигаю, а ты мне про «дохавается когда-то».
— Серьезные, говоришь? — спросила она, продолжая деловито подправлять подушечкой пальца розовые кусочки, которые сложила на салфетку.
— Ещё какие! Забредают тут мимопроходилы всякие, моих читателей наркоманами ненормальными называют или быдлом. Ну, думаю, такое наказывать надо. Меня и мою историю могут рвать сколько хотят, я для этого и выношу себя на общий суд. А вот читателей нехуй трогать.
— Ну да, ну да, — согласилась со мной Кира, явно не веря и лишь подыгрывая.
— Так вот. Я теперь буду в будущем уёбчиков, кто мне на пути истории встречаются, называть именами людей, которые в комментариях лишнее пиздят не по делу. Начну с Фёдора.
— Чё за Фёдор?
— Ну помнишь куклу ту в мастерской у Альки, которой вечно было плохо и на которой мы медичку отрабатывали?
— А-а! — вспомнила Кира. — Манекен тот, что нам Понка потом разрешила расстрелять для прикола. Точно, Алька же его Фёдором звала. Ржачно было, кстати. Это ж его ты к дереву подвесил за ноги, чтобы мы его как пиньяту рассшмаляли? Или это мы так вторую куклу приговорили, Красникова?
— Нет. Того я просто обоссал.
— Ну, значит, к дереву мы подвязали Фёдора.
— Это для нас он Фёдор! А я ребятам, когда про наше обучение рассказывал, представил его именем одного мимопроходила, который оскорблениями бросался.
— Ну, видать, заслужил.
— Он оскорблял людей, про которых ничего знает. Ни как они живут, тяжелая ли у них жизнь, ни через что они прошли, даже если сейчас им легко. Конечно, заслужил.
Кира закончила наполнять салфеткукурицу и передала её мне. Она водила перечницей надней, а я медленно втягивал славные запахи специй. Когда слой стал достаточно густым, я резко, в один заход, вобрал всё мяско в себя и задержал дыхание.
Я очень бы хотел описать тот звук, который я издал, выпускал из легких воздух, смешавшийся на выходе со специями, царившими в моём рту. Но всех имеющихся слов и букв даже такого богатого языка, как русский, к сожалению для этого недостаточно. Я не какой-то там классик и не современный писака с гигантским самомнением, чтобы хитровывернутым недооборотом с красочным описанием одной мимолетной секунды передать атмосферу, эмоции и воспроизвести в головах читателей звуки и запахи. Нет. Я, во-первых, для этого слишком ленивый, а во-вторых, всё равно каждый представит картинку по-своему, какие бы писательские пируэты я тут не исполнял. И воображение каждого сделает это гораздо лучше меня. Тягаться с воображением читателя — херовая затея.