Фарт

Турнаевой нравились такие мальчики, как Витька Шандорин, как его товарищ Борис, как многие другие косьвинские сорванцы. «Это настоящие мальчишки», — говорила она, если родители жаловались на их шалости. Так она говорила о чужих ребятах, но поведение собственных всегда огорчало ее. Вовке было всего четыре года, но он уже лазил через заборы, бегал на футбольные состязания, проникая на стадион без билета через какую-то лазейку, известную городским мальчишкам, швырял камнями, причем по неопытности норовил выбрать побольше и потяжелей. Всегда он ходил ободранный, расцарапанный, с синяками и шишками на лбу. Марья Давыдовна не успевала одевать его в чистые костюмы, Вовка сейчас же вымазывался в краске, в глине, в мелу. Туфли ему приходилось покупать каждый месяц. Идти спокойно по улице он не мог. Как собака, бежал он впереди матери, карабкался на деревья, забегал в чужие дворы, кидал в воробьев камнями. Если Турнаева брала его за руку, Вовка садился на землю и ревел таким страшным голосом, что из магазинов выбегали продавцы. «Что с ним будет через пять лет?» — ужасалась Марья Давыдовна. Но Петю Турнаева не страшило будущее сына. «Ничего, — говорил он, — мальчик растет настоящим футболистом».

Зоя — та была в другом роде. Ее постоянно приходилось подгонять, тормошить, а на улице попросту тащить за собой за руку. Толстая, сонливая, медлительная — она забывала, что надо шевелить ногами, что можно смеяться, когда смешно, и плакать, когда больно. И если муха садилась на ее щеку и наверняка щекотала ее, Зоя не догадывалась, что муху можно согнать рукой. И при таком характере иногда, разозленная чем-нибудь, девочка неожиданно свирепела и не хуже Вовки лезла в драку или швыряла в обидчика чем придется.

Но Петю вполне устраивал и характер дочери. «Для девочки это в самый раз. Катенька в детстве была точно такая», — говорил он и на этом успокаивался. Он любил размещать вещи и явления в надлежащем порядке.

На водной станции жизнь была в разгаре. Дощатые постройки гудели, как телеграфные столбы. Боны, ограждавшие бассейн, скосились, образовав вместо прямоугольника параллелограмм, — такое волнение подняли купающиеся. Вода сверкала, сверкали голые спины, с шумом падали в воду пловцы, топали по бонам ребятишки. Было очень весело.

На плоту у мужской купальни, где стояла вышка для прыжков, торопливо раздевались Витька Шандорин и его дружок Борис. Не мешкая, точно они спешили, по крайней мере, на ловлю жемчуга, они взобрались на первый этаж вышки и один за другим прыгнули в воду. Так же поспешно они вылезли на плот, взобрались на второй этаж вышки и снова прыгнули в воду.

— А где мама? — закричала Турнаева, в то время как Витька карабкался на плот, чтобы нырнуть еще раз. Витька был очень занят. Рассеянно махнул он рукой и крикнул:

— Там, дома.

Пока Марья Давыдовна покупала билет — в выходные дни купание на водной станции стоило десять копеек, — Вовка сбежал к воде и вскочил в единственную оставшуюся на причале полузатопленную, негодную лодку. Под его тяжестью лодка немедленно начала тонуть, а Вовка старательно отталкивал ее от боны. Марья Давыдовна бросилась бегом по мосткам, уронила простыню, а Вовка дождался, пока лодка не наполнилась водой, выскочил на бону и что-то кричал ей в радостном возбуждении. Турнаева подбежала к нему, шлепнула со злости и стала стягивать с него мокрые туфли и штаны. И пока она сидела на корточках, кто-то с разбегу перепрыгнул через нее, обдав брызгами, и нырнул в воду. Турнаева только и заметила пару тугих розовых пяток. В воде была такая уйма детских голов — белобрысых, черных, рыжих, каштановых, обритых наголо и даже кремовых, — что определить, кто перепрыгнул через нее, было невозможно.

Марья Давыдовна расстроилась. Сперва ее испугал Вовка, теперь какой-то лихой прыгун напомнил о том, что ей недостает солидности, внушительности. Она занимала большое общественное положение и старалась держаться солиднее. Это удавалось ей с трудом, но когда, казалось бы, удавалось, что-нибудь постороннее обязательно нарушало весь колорит. Вот и теперь: сколько десятков человек — пусть даже большинство из них ребята — видели, как она испугалась, как она бежала, как уронила простыню, как нашлепала Вовку. Вдобавок какой-то чертенок перепрыгнул через нее, как через девчонку.

Вовка голышом уже бежал по бонам к плоту возле женской купальни, а Марья Давыдовна оглядывала бассейн и мостики, стараясь по поведению обнаружить прыгуна, и не спеша шла за Вовкой. Зойка плелась сзади.

На плоту у женской купальни в темно-синем шерстяном купальном костюме лежала на животе Вера Михайловна. Турнаева подошла к ней и села. Вовка бегал по наружной боне, скользя на мокрых досках. Зоя тихо села возле матери.

— Беда с этими сорванцами! — сказала Турнаева. — Обязательно чего-нибудь натворят.

— Это вы о своем Вовке или о том, кто через вас перепрыгнул? — спросила Вера Михайловна.

— Оба хороши. А вы заметили, какой через меня перепрыгнул?

— Вон, видите, тот, с веснушками.