— Может быть, поговорить все-таки с контр-адмиралом? Во время перехода выявлены новые недостатки: корпус лодки при погружении на большую глубину пропускает воду, сальники в балластных цистернах ненадежны, моторы капризничают, — сказал Чупров. — Вы должны понимать, каково мне на этом настаивать. Но я не хочу, чтобы заградитель был скомпрометирован. А в случае неуспеха это обязательно случится. И под сомнение возьмут идею постановки мин с подводного заградителя.
— Плансон не отменит операции. Он не может отменить распоряжения командующего, — сказал Клочковский.
— Не имеет права, — подтвердил Старовойтов.
Он считал разговор оконченным. Но Чупров настаивал на своем:
— Давайте попробуем.
Вестовой смочил одеколоном лицо командира, сложил бритву. Офицеры надели фуражки.
Контр-адмирал Плансон принял их с подчеркнутой любезностью. В те дни на подводников, так же как на пилотов, смотрели как на людей, играющих со смертью. С Чупровым он держался очень мило, так как был человеком предусмотрительным и полагал, что, может статься, этот невидный штабс-капитан займет высокое положение на флоте.
Офицеры изложили Плансону все обстоятельства, выявившиеся при переходе из Николаева. Как они и ожидали, начальник штаба отказался отменить операцию.
На рассвете команда «Спрута» приступила к погрузке горючего, масла, продовольствия и полного боекомплекта мин.
Приказчик поставщика, доставивший провиант для заградителя, рыжеусый мужчина в длиннополом черном сюртуке, сапожках гармоникой и картузе с высокой тульей, стоял на краю пирса у сходней и считал ящики. На его скуластом, носатом лице умещались одновременно два выражения: послушническое, постное, и хитрое, деляческое. Глаза у него были черные, быстрые, а в нижней части лица — что-то чванное, пренебрежительное. Он с опаской поглядывал на Журика, который грузил провиант, беспокоясь, видимо, как бы этот огромный детина не помял груза. И каждый раз, когда матрос скрывался в лодке с очередным ящиком или плетенкой и снизу доносился глухой звук сброшенного груза, приказчик кряхтел и крестился мелким привычным движением.
— Эй, Никита! — крикнул он возчику, который топтался возле телеги на берегу. — Плетенки с яичками этому черту не давай. Перебьет, проклятый. Я их сам снесу.
Семен Журик выполнял работу спокойно и методично. Часто он взглядывал на карманные часы, но не потому, что торопился, а потому, что любовался ими. Он успел приспособиться к тесноте подводной лодки и, спускаясь, с непостижимой ловкостью проносил свое огромное тело в ее узких проходах.
— Та вы нэ беспокойтесь. Хиба ж мне впервой? — успокаивал он приказчика.
Слова Журика на приказчика не подействовали. Мощное тело матроса не внушало ему доверия в таком деликатном деле, как погрузка плетенок с яйцами. Журик снова появился на верхней палубе и пошел на берег, к подводе, чтобы взять плетенки с яйцами.
Приказчик, придерживая картуз, подлетел к нему.
— Эй, морячок, стой! Стой, братец, — заговорил он. — Тут яички, погоди, я сам снесу.
— Як вы беспокоитесь, — равнодушно заметил Журик, уступая приказчику.
Он вынул часы и поглядел на них.
— Семен, покажь часики! — закричал Сударышин, выглядывая из носового люка.
Прежде он не видел у Журика часов. Он выскочил на верхнюю палубу, чтобы полюбоваться покупкой. Журик опустил было часы в карман, но Сударышин ухватил его за руку.
— Э-э, брось, брось! Дай-ка поглядеть. Знатные часики! — Сударышин вытащил часы из кармана Журика. — Где достал?
— Циферблат со свитом! — самодовольно сказал Журик.
Сударышин прикрыл руками часы и, склонив лицо, силился разглядеть в щелку между пальцами светящийся циферблат. Глаза его не отвыкли от яркого дневного света и не различали ни цифр, ни стрелок. Все же он проговорил восхищенно:
— Верно, светят, как фонари! Откуда добыл, Семен?
— Дивчина подарила, — ответил Журик.
Приказчик подхватил две плетенки, побежал на палубу и полез в люк. Журик последовал за ним.
Старовойтов и Клочковский заняли свои места в боевой рубке; Чупров, чтобы не мешать им, спустился в кают-компанию.
— Господин штабс-капитан, теперь понимаете, почему я получил полный комплект карт? — спросил его штурман.
— Понимаю, — улыбаясь, ответил Чупров. — Теперь понять не трудно.
В дверь кают-компании просунул голову приказчик.
— Здесь кока нет, ваше благородие? — спросил он.
Кок показался в проходе.
— Эй, кок! — закричал приказчик. — Яички в твою кладовку я ставить не могу. Перебьются, право дело. Давай место для яичек.
— А что, очень тесно в провизионке? — с досадой спросил Чупров.
— Помилуйте, ваше благородие, втиснуться некуда, — ответил приказчик.
Кок подошел к дверям кают-компании. Это был тощий человек неопределенного возраста. Матросы прозвали его Репой за конусообразную голову с узким лбом и пухлыми щеками.
— А я куда их дену? — крикнул он приказчику.
— Пойду сам управлюсь, — сказал приказчик и пошел в провизионную камеру.