Фарфоровая жизнь

– Не очень. – Леонтьев вздохнул. – Нет у меня алиби, потому что я был дома. Милка уехала, и я остался дома, чтоб посмотреть в записи футбол и выпить пивка. Понимаете, с Милкой невозможно спокойно посмотреть игру, она болтает без умолку… Болтала то есть. А тут в кои-то веки: в офисе все хорошо, Семен в отъезде – в столице на переговорах, вернуться должен был послезавтра, а Милка поехала в пансионат на очередной курс процедур, ну и я… Нет у меня алиби. Но я этого не делал!

Бережной задумался, глядя поверх головы Леонтьева. Похоже, он говорит сейчас правду, и теперь нужно как-то снять его с крючка, и Бережной прикидывал, как это сделать.

– Я верю вам. – Бережной поднялся, показывая, что разговор закончен. – И я благодарен вам за доверие. Мы выясним, что произошло на самом деле и кто виноват в смерти вашей жены и партнера, но вас прошу по возможности город не покидать – скорее всего, у меня еще будут к вам вопросы. Сейчас уже поздно, вы поезжайте домой, а я составлю протокол с ваших слов, позвоню вам завтра, вы в течение дня подъедете сюда, прочитаете и подпишете его.

– Ладно, – Леонтьев протянул Бережному руку на прощание. – Как только позвоните, я сразу же приеду. Давно пора уже окончательно разобраться во всей этой странной истории.

Бережной кивнул, соглашаясь.

Возможно, убийство в доме Тобольцевых не имеет отношения к старой истории с гибелью Анны Штерн, но Бережной решил разобраться сам, чтобы понять, почему Тина стала тем, кем стала. Но как далеко он может зайти, расспрашивая ее, чтобы не нарушить то весьма хрупкое равновесие, которое удерживает ее в мире людей?

10

Соня держала Дениса за руку. Он спал, и Соня, не отрываясь, смотрела на бледное лицо мужа и могла только сидеть рядом и держать его за руку. Она и раньше знала, что работа Реутова предполагает нечто такое, но гнала от себя эти мысли, и Дэну относительно везло – не сравнить с его коллегой капитаном Семеновым, который влипал в неприятности с незавидной регулярностью. Но он и выкарабкивался из них, его не взял ни экзотический вирус, ни даже существенно проломленный несколько месяцев назад череп, казалось, не особенно опечалил бравого капитана – Семенов остался таким же въедливым, внимательным и активным. И выйдя из больницы, он тут же являлся на службу, и хотя коллеги старались щадить его, сам Семенов себя щадить был не намерен и упущений в работе не терпел.

Но с Дэном все иначе. Он никак не приходил в сознание окончательно, то проваливаясь в тревожный сон, то вообще теряя сознание, – чуткие мониторы услужливо подавали сигнал бедствия, и Соню выгоняли из палаты, а над телом Дениса начинали суетиться врачи.

И Соня знала: что-то идет не так, совсем не так, как планировали врачи. Яд, попавший в организм, нарушил какие-то связи, заставляющие это идеальное тело действовать – жить, воспринимать окружающий мир, просто быть с ней, и с дочкой, и с Инкой тоже, и со всеми, кто его любит и кому он дорог.

– Соня.

Это пришел отец. Когда случилось несчастье, он взял на себя заботы о Катюшке, и Соня была спокойна за дочь. Конечно, она скучала по девочке, но сейчас ее сил хватало только на мужа. Случившееся разбило ее жизнь на части, и она просто сидела в палате, держа Дэна за руку и отчаянно надеясь, что случится чудо, и все вдруг станет по-прежнему.

– Соня, тебе надо отдохнуть.

Соня покачала головой. Ей не надо отдыхать, ей надо быть здесь, чтобы Дэн чувствовал: она рядом. Так надо, так правильно. В любой момент он может открыть глаза, и нужно, чтобы он видел – они вместе, и всегда будут вместе.

– Там Инна приехала. – Афанасьев погладил дочь по голове. – Ты сейчас езжай домой, поспи немного, а Инна побудет тут.

Соня оглянулась – Инна стояла в дверях.

Конечно, она рядом с Дэном больше половины своей и его жизни. И конечно же, она никуда не могла подеваться просто потому, что Денис женился. Да и не надо это, друзья Дениса стали и Сониными друзьями, и их вдруг оказалось много. А у Сони не было никого, кроме Анжелики Рыбкиной, и это как-то все сразу уравновесило.

– Соня, поезжай. – Инна села на стул напротив кровати Дэна. – А если он не очнется, я завтра Патрика принесу, уж Патрик-то его достанет, где бы он ни был.

Патрик – огромный хищный зверь, которого Соня побаивалась, хотя в целом очень любила кошек. Но одно дело – ее Ричи, рыжий мордатый британ, и совсем другое – дикая тварь из дикого леса, марги Патрик. Соня так и не привыкла к тому, что он может передвигаться по всему дому Инны – под потолком проложены балки, переходы и прочие приспособления, позволяющие Патрику иметь доступ в любое помещение, даже в ванные комнаты. А его когтистые лапы и хищная мордочка не добавляли Соне уверенности в завтрашнем дне, когда она находилась рядом с Патриком, хотя Инна и убеждала что Патрик, дескать, милейший гражданин, мухи не обидевший.