Фарфоровая жизнь

Тина привыкла пить чай, а она давно научилась цепляться за свои привычки как за нечто стабильное. Первое, что понравилось ей в лондонской школе, это строгая приверженность традициям, и хотя эти традиции были чужими для Тины, она приняла их, потому что в каждодневных маленьких ритуалах есть постоянство, стабильность и уверенность в завтрашнем дне. И маленькая Тина тогда для себя решила, что это хорошо.

Конечно, когда генерал Бережной предложил им ехать ночевать к нему домой, Тина была удивлена. Но выбора у нее не было, возвращаться в пустой дом, где снова топтался табун полицейских и экспертов, выискивая невесть что, она не хотела, тем более что и сам дом ей больше не принадлежит, а снять номер в отеле она не могла, так что предложение Бережного хоть и выглядело странным, но все-таки оказалось очень кстати.

Но все равно Тина понимала, что явиться вот так в чужой дом неудобно и неправильно. Свалились на голову хозяйке, что совершенно недопустимо.

Но ей хотелось принять душ и лечь в постель, она все еще ощущала себя нездоровой и уставшей.

– Идем, Алена, займемся уроками. – Бережной отставил чашку и поднялся. – Василиса, вы можете нам с этим помочь? Я уже очень давно учился в школе.

Василиса кивнула и отправилась вслед за Бережным. Она раскусила его нехитрый план – пока они с генералом поговорят где-то в комнатах, подальше от ушей принцессы, Диана попытается растормошить Тину. И уж если у нее это не получится, то у Тины вместо сердца кусок льда, а это значит, что осколки зеркала Снежной королевы по-прежнему летают по земле, творя свои черные дела.

Диана занялась посудой, изредка посматривая на гостью. А та, казалось, вообще не замечает, что происходит вокруг – смотрит в окно, где уже зажглись фонари, сжимая в руках чашку с чаем. Диане было отчаянно жаль эту девушку, которая выглядит как Сиротка со спичками из сказки Андерсена. И скоро она все-таки замерзнет насмерть, это просто вопрос времени – вряд ли в ее коробке осталось много спичек.

– Может, пирожков?

– Нет, спасибо. – Тина отпустила чашку, ощущая, как пальцы остывают без ее горячих боков. – Но они очень вкусные, правда.

– Могу дать рецепт.

– Я вряд ли сумею сделать нечто такое. – Тина улыбнулась – вернее, она думала, что улыбается, но уголки ее губ едва дрогнули. – Я должна вас поблагодарить за предоставленный кров, и понимаю, что наше присутствие некстати, но…

– Я сама буду решать, что мне кстати, а что нет. – Диана расставила вымытую посуду в сушилку. – А что, вы дома не печете?

– Я точно не пеку. – Тину тяготил разговор, но она понимала, что поддерживать его – долг вежливости. – Наверное, пекла Елена Игоревна, наша экономка. Но я не интересовалась, откуда бралась выпечка на нашей кухне. Я редко бываю дома.

– А где ты встречала хорошую выпечку?

– В Нанте есть булочная, называется Le Patio… Собственно, там кофе и чай, но к ним подают совершенно особенные круассаны с различными начинками. А в Мексике мне приходилось пробовать маленькие печенюшки с корицей, анисом, шоколадом, вишней – из кукурузной муки, они вообще ни на что не похожи. Знаете, кухня – это сама суть традиций, человек в быту может делать что угодно, а есть он будет то, что ел в детстве.

– Ты много ездила?

– Всю свою жизнь. – Тина вздохнула. – Понимаете, Диана, когда я хожу по улицам городов мира, я ощущаю жизнь миллионов ушедших людей. Тех, которые столетиями жили и умирали конкретно в этом месте. Они любили, огорчались, рожали детей, совершали преступления или добрые дела, они думали, дышали, но их больше нет. От большинства и могил уже не осталось – но остались дома, которые они построили, в которых они жили, на что-то надеялись, чего-то боялись, смеялись и плакали, оставляли отпечатки пальцев и биологические жидкости, и умирали… Сейчас от них остались только дома и улицы, и старые портреты, и так можно понять, что это были за люди. В их домах продолжают жить их потомки, и жизнь этих других людей по своей сути такая же, как и у прежних, – они рождаются, на что-то надеются, за что-то борются, любят, смеются, страдают от болезней, страхов, а их жизнь такая же скоротечная, как у каждого, кто ходил по этим улицам раньше. Вы понимаете? Люди уходят, а улицы и дома остаются, остаются предметы, которые прошли через сотни рук, остается общий ритм, биение жизни – в каждой стране сердце бьется по-разному. И запах свежей выпечки, такой похожий во всех городах мира, и такой разный вкус этой выпечки. Не знаю, могу ли я это внятно объяснить, но когда я прикасаюсь ко всему этому, то понимаю: это не исчезнет, даже если исчезну я сама.

– Я понимаю. – Диана кивнула. – Ты ищешь что-то, что в любом случае останется с тобой.

– Да, – кивнула Тина, глядя в темное окно. – И то, что не станет страдать, когда исчезну я. Можно любить город, и он не будет знать об этом, он просто будет как был до меня, как будет после.

– И тебе не хочется где-нибудь остаться навсегда?

– Нет. – Тина покачала головой. – Навсегда – это очень страшно, если вдуматься.

– Но должно же быть место, куда ты всегда будешь возвращаться?