Фараон

– Все мы только люди, – заметил чудотворец Бероэс, – и души наши не всегда могут вознестись к подножию предвечного. Я дам, однако, твоему величеству безошибочный способ найти человека, который молится искренне и молитвы которого достигают цели.

– Так найди его, и да будет он моим другом в последний час моей жизни.

Получив согласие повелителя, халдеянин потребовал, чтобы ему отвели нежилую комнату с одной дверью. И в тот же день, за час до заката солнца, велел перенести туда фараона.

В назначенный час четверо высших жрецов одели фараона в новую льняную одежду, произнесли над ним чудотворную молитву, которая отгоняла злые силы, и, посадив своего господина в простые носилки из кедрового дерева, внесли его в пустую комнату, где стоял один только маленький стол. Там уже был Бероэс; обратившись лицом к востоку, он молился.

Когда жрецы вышли, халдеянин запер тяжелую дверь, возложил на плечи пурпурный шарф, а на столик перед фараоном поставил черный блестящий шар. В левую руку он взял острый кинжал из вавилонской стали, в правую – жезл, покрытый таинственными знаками, и описал в воздухе круг этим жезлом вокруг себя и фараона. Затем, обращаясь по очереди ко всем четырем странам света, стал шептать:

– Аморуль, Танеха, Латистен, Рабур, Адонай… Сжалься надо мной и очисти меня, отец небесный, милостивый и милосердный… Ниспошли на недостойного слугу твоего святое благословение и защити от духов, строптивых и мятежных, дабы я мог в спокойствии обдумать и взвесить твои святые дела!

Он остановился и обратился к фараону:

– Мери-Аман-Рамсес, верховный жрец Амана, видишь ли ты в этом черном шаре искру?

– Я вижу белую искру, которая кружится, подобно пчеле над цветком.

– Мери-Аман-Рамсес, смотри на эту искру и не отрывай от нее глаз, не смотри ни направо, ни налево, что бы ни появилось по сторонам.

И снова зашептал:

– Баралаиенсис, Балдахиенсис, – во имя могущественных князей Генио, Лахиадаэ, правителей царства преисподней, вызываю вас, призываю данной мне верховной властью, заклинаю и повелеваю.

При этих словах фараон вздрогнул от отвращения.

– Мери-Амон-Рамсес, что ты видишь? – спросил халдеянин.

– Из-за шара выглядывает какая-то ужасная голова… Рыжие волосы стали дыбом… Лицо зеленоватого цвета… Зрачки глаз опущены вниз, так что видны одни белки… Рот широко открыт, как будто хочет кричать…

– Это страх, – сказал Бероэс и направил сверху на шар острие кинжала.

Вдруг фараон весь съежился.

– Довольно! – вскричал он. – Зачем ты меня мучаешь? Утомленное тело хочет отдохнуть, душа – отлететь в страну вечного света. А вы не только не даете мне умереть, а еще придумываете новые муки… О… не хочу!

– Что ты видишь?

– С потолка поминутно спускаются как будто две паучьи ноги, ужасные, толстые, как пальмы, косматые, крючковатые на концах… Чувствую, что над моей головой висит чудовищный паук и опутывает меня сетью из корабельных канатов…

Бероэс повернул кинжал кверху.

– Мери-Амон-Рамсес! – произнес он опять. – Смотри все время на искру и не оглядывайся по сторонам… Вот знак, который я поднимаю в вашем присутствии… – прошептал он. – Я, вооруженный помощью божией, неустрашимый ясновидец, вызываю вас заклинаниями… Айе, Сарайе, Айе, Сарайе, Айе, Сарайе… именем всемогущего, вечно живого бога.

На лице фараона появилась спокойная улыбка.

– Мне кажется, – промолвил он, – что я вижу Египет… Весь Египет. Да, это Нил… пустыня… Вот тут Мемфис, там Фивы…

Он и в самом деле видел Египет, весь Египет, размерами, однако, не больше аллеи, пересекавшей сад его дворца. Удивительная картина обладала, впрочем, тем свойством, что, когда фараон устремлял на какую-нибудь точку более пристальный взгляд, точка эта разрасталась в местностъ почти естественных размеров.

Солнце уже спускалось, заливая землю золотисто-пурпурным светом. Дневные птицы садились, чтобы заснуть, ночные просыпались в своих убежищах. В пустыне зевали гиены и шакалы, а дремлющий лев потягивался могучим телом, готовясь к погоне за добычей.

Нильский рыбак торопливо вытаскивал сети, большие торговые суда причаливали к берегам. Усталый земледелец снимал с журавля ведро, которым весь день черпал воду, другой медленно возвращался с плугом в свою землянку. В городах зажглись огни, в храмах жрецы собирались к вечернему богослужению. На дорогах оседала пыль и смолкали скрипучие колеса телег. С вышек пилонов послышались заунывные звуки, призывавшие народ к молитве. Немного спустя фараон с изумлением увидел как бы стаю серебристых птиц, реявших над землей. Они вылетали из храмов, дворцов, улиц, мастерских, нильских судов, деревенских лачуг, даже из рудников. Сначала каждая из них взвивалась стрелой вверх, но, повстречавшись с другой серебристоперой птицей, которая пересекала ей дорогу, ударяла ее изо всех сил, и обе замертво падали на землю.

Это были противоречивые молитвы людей, мешавшие друг дружке вознестись к трону предвечного.

Фараон прислушался.

Вначале до него долетал лишь шелест крыльев, но вскоре он стал различать слова.