Фантомный бес

У него поразительная способность к языкам. Еще с детства он свободно говорил на идише и по-немецки. И теперешние курсы в Академии РККА не прошли даром. Ему хватает месяца, чтобы овладеть очередным языком. А далее все это закрепляется практикой путешествий. Он свободно говорит на фарси, арабском, по-монгольски, в Индии на хинди урду и тамили, в Непале на языке чхетри, в других краях Гималаев — на тибетских наречиях.

По дороге он устанавливает советскую власть в Монголии и помогает Сухэ-Батору получить должность главнокомандующего монгольской революционной армией. Затем Блюмкин проникает в Китай и создает там разветвленную разведывательную сеть. Разумеется, он начинает говорить по-китайски. Далее он направляется в Индию и Афганистан, где тоже создает ряд подпольных организаций левой ориентации. Но самое интересное — это его путешествие в Тибет. Он свято верит легендам о Шамбале, он пытается отыскать в ущельях высочайших гор планеты эту волшебную страну, которая (по тайным слухам) являет собою клад высочайших технологий и секретов исчезнувших цивилизаций. Вот почему она есть ключ к овладению миром, как полагают посвященные. Разумеется, русские коммунисты должны вступить в ее священные подземелья первыми. Блюмкин обряжается в одежду ламы, мажет темным кремом лицо и в таком виде бродит по Тибету. Буддийские монахи охотно делятся с ним тайным знанием.

В какой-то момент лжеламу разоблачают, но он достает из секретной складки письмо, удостоверяющее его полномочия. Подписано оно Дзержинским. Тут уже его без промедления везут к самому далай-ламе. Русский разведчик сообщает ему, что советское правительство готово предоставить Тибету в кредит оружие и деньги. Духовному лидеру Тибета, который опасается китайского вторжения, это предложение нравится, он обещает подумать. В своем воображении лама-Блюмкин уже включил Тибет в состав Российской Федерации. (Такое могло бы случиться, будь Дзержинский и Сталин порасторопнее и поумнее, но… Но Дзержинский скоро загадочно умрет, а Сталин все силы души бросит на подготовку собственного термидорианского переворота.)

А далее на горных тропах Тибета происходит вот что: некий лама присоединяется в качестве советника и проводника к знаменитой восточной экспедиции Николая и Елены Рерихов. Рерих поражен умом и познаниями незнакомого ламы, который оказался не просто полезным помощником, но и храбрым защитником. Несколько раз на экспедицию пытались напасть какие-то местные бандиты, и однажды этот лама в одиночку раскидал десяток нападавших, вооруженных палками. После этого случая нападения прекратились. Но самое неожиданное для Рериха заключалось в том, что лама оказался интересным, глубоким собеседником. Он не только понимал мистику Востока, он был в курсе европейских потрясений и страстно рассуждал о свободе, которую должна принести революция. И в какой-то момент Николай Константинович потрясенно записывает в своем дневнике: «Надо же! Оказывается, наш лама умеет говорить по-русски».

А «лама» тем временем, не найдя с первого захода Шамбалы и благословив Рерихов, перебирается на Ближний Восток. Там у него важное дело: он подготавливает антибританское восстание в Палестине. Одновременно он, овладев ивритом, открывает торговлю древними еврейскими книгами. Часть этих книг тайными тропами прибывает из атеистической России. Деньги он выручает неплохие, и они очень нужны — для дела революции на Святой земле.

В этих бесконечных странствиях он выдавал себя то за иудейского проповедника, то за турецкого купца, то за персидского дервиша. В Китае он осваивает приемы восточных единоборств, в Средней Азии привыкает к наркотикам, в Персии отдает дань вину. Он действительно любит выпить, пьет много, но не пьянеет. Впрочем, иногда перебирает. И, когда вокруг никого нет, прикорнув под каким-нибудь фиговым деревом, полусонно напевает или, скорее, бормочет газеллы Руми, а то и строчки Николая Гумилева, самые разные, но чаще из подходящего к месту стихотворения «Пьяный дервиш»:

Соловьи на кипарисах, и над озером луна,

Камень черный, камень белый, много выпил я вина.

Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего:

«Мир лишь луч от лика друга, все иное — тень его!»

Удивительное дело, но эти строки словно питают его энергией. Блюмкин обожает стихи Гумилева, с которым короткое время был дружен.

Таллинн: Ювелир Исаев

Мура отправилась в Эстонию месяца за два до того, как Горький покинул Советскую Россию. Пересекла границу она вполне официально, по законно выправленному паспорту. Получить паспорт было непросто, но Горький и тут помог. Возвращаться в Совдепию она не собиралась. На советский красный паспорт везде смотрели косо, но какую-то свободу он все же давал. У нее была договоренность с Горьким встретиться с ним либо в Финляндии, в Гельсингфорсе (если он поедет через него), либо нагнать его уже где-то в Европе, скорее всего, в Германии. Она планировала провести в Эстонии месяц, ну два, но застряла на целых четыре.