— Ну, это мне понятно, — сказала Мура.
— Ладно, что-нибудь мы придумаем. Хотя ситуация непростая. На вас нападают со всех сторон. А прав у вас с гулькин нос.
— Неужели? — Муре не хотелось с этим соглашаться.
— Это с виду Таллинн такой чистенький, благополучный. А за фасадом обстановка напряженная. Ведь здесь много русских эмигрантов. Самых разных направлений. Они и между собой цапаются, и с властями у них отношения натянутые. А тут еще Советы наседают, дескать, разберитесь с этими нашими врагами. А маленькая Эстония большевиков смертельно боится. И, в общем-то, справедливо боится. Они могут вторгнуться в любую минуту. И под любым предлогом. И вот эстонская полиция время от времени кого-то из белоэмиграции демонстративно арестовывает. Чтобы показать Москве некую лояльность. Вот и вы вовремя им попались. Дворянка? Английская шпионка? Бывшая подруга самого Локкарта? Красивая фигура для ареста. И защитить вас некому. Но… А вдруг вы и взаправду связаны с ЧК? Да еще тут большевик Горький ни с того ни с сего.
— Мой бог! — сказала Мура. Ей захотелось рассмеяться, но она скорчила кислую мину.
— Короче, они охотно бы вас сплавили. Так что отправить вас в любую сторону света, если у вас есть хоть немного денег, не проблема. Но у вас здесь дети. Это как якорь. Вы уедете, и эстонцы больше вас не впустят. Никогда. Это вас устроит?
— Нет, — сказала Мура. — Категорически нет.
— То-то и оно. Придется искать решение необычное.
— Надеюсь, что найдем, — сказала Мура. — Кстати, любезный господин Рубинштейн, мне нужно продать бриллиантовые серьги и золотой браслет. Как это сделать?
— Действительно нужно?
— Очень.
— Постойте, — адвокат замедлил шаг. — Ага. Знаю неплохой вариант. Тут объявился один ювелир. Молодой парень, слегка загадочный. Но деньги дает хорошие. Я отведу вас к нему и прослежу, чтобы все прошло нормально.
— Так идемте, — сказала Мура.
Ювелир сидел в крохотной каморке в узком проходе между ратушной площадью и улицей Пикк. Он оказался русским, фамилия его была Исаев. Это был коротко стриженный, плотный брюнет неопределенного возраста. Ему можно было дать двадцать пять лет, а можно и сорок. Взгляд у него был тяжелый, но, посмотрев на Муру, он вдруг солнечно улыбнулся. И Мура почувствовала себя спокойно. Она достала и положила на столик сережки и браслет. Исаев осторожно взял их в руки и рассматривал почти с восхищением.
— Откуда у вас эта красота? — спросил он небрежно.
— От мамы, — сказала Мура. — Это наше семейное.
— Даже так? — Он смотрел на нее цепко.
— Я, слава богу, из приличной семьи.
— Нисколько не сомневаюсь. Но нынче такие времена, ценности гуляют из рук в руки, из чистых рук в грязные, из грязных в бандитские.
— У вас, надеюсь, не грязные, тем более не бандитские?
— У меня — нет, — он вновь улыбнулся. — Но таких, как я, мало. Почти нет. Так что печальной картины это не меняет.
— Я шла к ювелиру, — сказала Мура. — А попала к философу.
— Ну, — он на секунду погрустнел. — Где уж мне!
Адвокат Рубинштейн, стоя у двери каморки, с интересом следил за не совсем обычным диалогом.
— Но дело в другом, — продолжал Исаев. — Скупщики сейчас принимают ювелирные изделия как лом, платят по весу за золото. А кто оценит работу? Вот, смотрите, — он осторожно, двумя пальчиками поднял браслет, — эту вещь делал художник, тут работа стоит больше, чем сам матерьял. Но где вы сегодня найдете покупателя, который готов платить за красоту? Разве что в Лондоне или в Нью-Йорке.
Мура тем временем обратила внимание на его пальцы. Это была пятерня ломового извозчика. «Ничего себе ювелир!» — подумала она.
— У вас нет там знакомых? — Исаев вновь взглянул цепко.
— В Лондоне? Разумеется, есть. Но мне до них пока не добраться.
— Не добраться, — повторил он задумчиво. — Понимаю. Послушайте, — он, словно бы в изумлении, поднял брови. — А зачем вы это продаете?
— Зачем! Дурацкий вопрос. Мне нужны деньги.
— Такая красивая женщина! Вы не должны это продавать.
— Не смешите меня.
— Фамильные серьги! Камушки чистой воды. Два карата с четвертью каждый, ведь так? Эти сверкающие брюлики привыкли к вам. А вы — к ним. И вам нельзя расставаться. Это союз, одобренный на небесах. И в идеале он должен быть вечным.
— Вы не только философ, вы еще и поэт?
— Забавно. Тут вы почти угадали, — он заметно повеселел. — Послушайте тогда поэта: не продавайте эту фамильную красоту. Она вас будет оберегать. А деньги? Неужели не перебиться? Вам? С вашей внешностью и характером? Деньги появятся, уверяю вас. И тогда вы добрым словом вспомните скромного ювелира.
— Господин скромный ювелир! Послушайте теперь меня. Не морочьте голову. И скажите коротко: сколько это стоит?
— Сколько! Ну, примерно… Если учесть старину и качество этих украшений, то сумма изрядная. А теперь слушайте меня внимательно. Я предложу вам другое решение. Оно покажется вам странным, но не исключаю, что может и понравиться. Оставьте это у себя. Прямо сейчас я дам вам кредит ровно на эту сумму. Срок возврата открытый. Отдадите, когда сможете.
— Что? — спросила Мура. — Вы не шутите? Или это какая-то игра?