Фантом

Поднявшись, Дима прислонился к столбу. Ему казалось, что, стоя, он уж, точно, не заснет. Странные ночные видения не преследовали его, и сейчас, глядя, как извлекают из вагона аккуратные упаковки с плитами, ощущения боли, страха и удивления, сопровождавшие его ночью, казались не просто нереальными, а глупыми и смешными. Он даже не представлял себе, что мог так явственно чувствовать несуществующее. Вот эти мужики, эти вагоны, гудок тепловоза – это реальность, а то все – дурная фантазия, и как можно принимать ее так близко?..

Он снова закурил, глядя вслед уезжавшему КамАЗу. Грузчики начали вскрывать очередной вагон, раскручивая толстую проволоку, намотанную поверх заводской пломбы. Чтоб все-таки чем-нибудь занять голову, Дима вновь и вновь пытался понять происхождение ночных видений, но ничего не получалось. Как и в прошлый раз, он видел картинку как бы в окно, и она совершенно не задевала эмоций, несмотря на взрывы, кровь и даже пресловутую лошадиную морду, так потрясшую его ночью. Это было скучное воспоминание, но неповоротливые от бессонницы мысли, продолжали крутиться вокруг него с тупой методичностью.

Время шло. Опустел второй вагон. Солнце стало медленно клониться к западу, А Дима все стоял у столба, периодически приседая на корточки, когда ноги совсем уставали, и бесцельно смотрел на облезлую надпись «Приписан ст. Отрожка ЮВЖД». Поверх нее продолжали вспыхивать фрагменты сна, но с каждым разом они становились все более тусклыми. Так бывает, когда очень боишься, постоянно готовясь к самому худшему, но наступает момент, и страх уходит, все становится безразлично; тогда хочется лишь одного – чтоб закончилось ожидание, и скорее наступило это, каким бы ужасным оно не оказалось. Ничего не может быть хуже ожидания…

Домой Дима приехал около шести. Ноги гудели. Наскоро поел и включив телевизор, улегся на диван – по экрану скакали три длинноногие девицы в полупрозрачных одеждах и весело попискивали под незатейливую мелодию о том, что любовь прошла и больше никогда не вернется. Дима не верил им, но ему было все равно, что смотреть, лишь бы это отличалось от коричневого бока вагона и уже потускневших, не будоражащих воображения обрывков ночной шахматной партии.

Ему казалось, что он не спал, потому что на экране ничего не менялось, но когда взглянул на часы, оказалось, что прошло двадцать минут. И эти минуты выпали в какое-то безвременье. Он не видел никаких снов, ничего не чувствовал, не ощущал момента перехода в новое состояние – все было, как раньше, когда ночью он просто спал, и очень гордился, что не видит снов.

Пара таких провалов дали ощущение отдыха, и в очередное свое пробуждение Дима почувствовал, что глаза смотрят бодро и им совершенно не хочется закрываться вновь. Встал с дивана, потянулся. Часы показывали одиннадцать, а он выспался. Вышел на кухню. Свет из комнаты желтым языком дотягивался только до угла стола и еле-еле прорисовывал очертания предметов. Обычно при таком интимном освещении чувствуешь себя уютно, особенно, глядя через окно в пустую холодную ночь.

Отодвинув шторку Дима приблизил лицо к стеклу. Пока он дремал, оказывается, прошел дождь. Опавшие листья и мокрые стволы деревьев блестели; полная луна, как и прошлой ночью, висела высоко над домом. Было совсем тихо. Деревья замерли, только редкие капли срывались с веток под собственным весом, морщиня поверхность луж. Глаза отдыхали, наблюдая эту статичную картину; отдыхало и сознание, уже привыкшее, что переход в ночь сопровождается одновременным переходом к кошмару. Закурил. Огонек зажигалки отразился в стекле, фиксируя наличие границы между наружным миром и этим, теплым и уютным, находящимся под защитой прочных стен.

В саду что-то упало. Может, запоздалое яблоко, а, может, обломилась сухая ветка (на мгновение Дима даже явственно увидел брызги, взметнувшиеся на месте падения). Словно отвечая, в другом конце сада упало еще что-то, и звук казался громче, чем первый – он слышался так отчетливо, будто не было никаких стен, а стоял Дима под открытым небом, совершенно беззащитный, среди уродливых теней, в которых могла притаиться любая опасность, и не знал, откуда ее ждать.

Он торопливо отошел от окна и задернул шторку, но состояние защищенности не возвращалось. Продолжая смотреть в темноту, он вдруг подумал, что в доме, как минимум, десять таких же окон с тонким хрупким стеклом, и если стекло разбить, то можно совершенно спокойно проникнуть внутрь. Сад огромен, а полуразвалившиеся заборы создавали, скорее, иллюзию, чем реальное ощущение границы, и вовсе не являлись преградой для незваных гостей. Дима испуганно оглянулся, надеясь, что никто посторонний еще не проник в помещение, однако он видел лишь одну, самую ближнюю комнату, из которой выползал желтоватый язык света, а остальные?..