Фантом

Она взмахнула рукой. Странная птица тут же сорвалась с трубы, устремившись вверх, и Дима тоже оторвался от земли, отчаянно маша руками и ногами. Через минуту он понял, что летит, но не самостоятельно – его, привязанного невидимой веревкой, тянет за собой птица, и он вынужден подчиняться ее желаниям. Самое странное было то, что в отличие от прошлых ночей, он не превратился в сгусток энергии, а продолжал ощущать свое тело, рассекавшее воздушный поток. Он чувствовал, как струя воздуха пытается закрыть ему глаза; как хлопает, надувающаяся пузырем рубашка… это было истинное состояние полета! Летал не его дух, а он сам, и это оказалось настолько потрясающе, что Дима забыл, зачем его подняли в воздух, а просто наслаждался своим новым состоянием.

Закрываясь от встречного ветра, Дима вынужден был опустить лицо вниз. Под ним плыли зеленые островки садов, прямоугольники зданий, линии дорог, но птица поднимала его все выше и выше. Отдельные рельефы местности стали теряться, образуя подобие географической карты. Дима не знал, как обстоят дела со зрением у птицы, но он уже не мог ничего разглядеть с такой высоты. Хотел дернуть за связывавшую их нить, но физически она не существовала – он просто следовал за птицей и ничего не мог с этим поделать. Кричать тоже было бесполезно – даже если б он смог это сделать, ветер отнес бы звук далеко назад.

Наконец они достигли такой высоты, что вся панорама обрела вид ровных квадратов черного и белого цвета. Дима догадался, что это шахматная доска, в которую превратился реальный мир. Подъем замедлился. Птица стала методично кружить, а Дима, сквозь выступавшие слезы, упорно пытался разглядеть, что же происходит внизу. С трудом, но он различил массу черных фигур, в беспорядке расставленных по доске. Белых осталось совсем мало – только король с прижавшимся к нему ферзем, загнанный в угол вражеской ладьей и двумя слонами. Еще был конь в другой части доски, и пара пешек, полностью блокированных пешками черных.

Обдумывать ход, совершая полет в поднебесье, невозможно. Дима терял ориентацию с каждым новым кругом, и только одна мысль оставалась четкой и ясной – партия проиграна напрочь. И как только мысленно он принял решение ни во что больше не вмешиваться, нить, соединявшая его с птицей, оборвалась, и он понесся вниз, стремительно набирая ускорение. Он не знал, суждено ли ему разбиться или вновь произойдет чудо, и неведомая сила смягчит удар, но ему вдруг стало безумно жаль своего сна, своей партии, которая должна закончиться в несколько ходов. Возникло ощущение, что ее можно и даже нужно было выиграть, если б он не отнесся так наплевательски к своим королевским обязанностям. Он вспомнил погибавших в лесу солдат, глаза мертвой лошади и многое другое, неожиданно выплывшее из тайников сознания – какие-то люди бросающиеся на колючую проволоку и корчащиеся в конвульсиях; другие – сраженные шквалом автоматного огня; другие – натыкавшиеся на минное поле, и смешиваясь с землей, взлетавшие в воздух… и еще множество крови и смертей. А ведь это его партия, где он мог… где он должен был победить!..

Дима видел стремительно приближающиеся верхушки деревьев, блеск воды в маленьком лесном озере – он летел, именно, в озеро. …Надо собраться, чтоб не войти в воду плашмя… – это была последняя мысль…

Пробуждение получилось моментальным. Он лежал на своей постели; лежал вытянувшись по диагонали, и уткнувшись лицом в подушку. Сон исчез настолько мгновенно, что он не успел осознать, разбился там или нет.

Дима обвел взглядом вещи, стоявшие на своих местах, но они показались чужими. Возникла мысль, что он может обойтись без всего этого; что материальный мир, в сущности, ничего не значит и существует сам по себе, что Дима даже не является его частью, а, скорее, простой созерцатель, случайно раздвинувший шторы на запретном для других окне. …Эти вещи… эти ненужные вещи… Он ощущал только состояние падения, которое оборвалось, а он так и не знал, жив или мертв…

Сел на кровати, помотал головой, чтоб прийти в себя, но от этого движения появилась только ломота во всем теле. Казалось, он действительно упал сильно и больно; каждый мускул, каждая косточка ныла. Против своего желания, повинуясь исключительно разуму, он все-таки заставил себя встать, но подумал: … Зачем я это делаю? Гораздо лучше и проще лежать, ни о чем не думая… Тем более, еще только шесть утра…

Вновь откинулся на подушку и укрылся одеялом, но сон не шел. Он всячески призывал свое воображение, пытаясь вернуть оборвавшееся видение – ничего не получалось. Голова казалась пустой, а сон все равно не шел. Тем не менее, приятно было хотя бы лежать, не нарушая покой собственного тела – не надо ничего менять, не надо суетиться и предпринимать что-либо…