Фантом

На мгновение Дима увидел вместо ее лица один огромный лошадиный глаз с застывшим зрачком, но так же внезапно видение исчезло – перед ним снова оказалось снисходительно улыбавшееся непропорционально большим ртом, лицо девушки. Правда, глаз исчез только визуально – в подсознании же он теперь заменял все округлые предметы.

– Правильный ход… – повторил Дима, понимая, что с точки зрения шахматной теории, «качество», действительно, надо выравнивать, но разве могла его «генерал» своими деревянными мозгами понять ту мертвую лошадь?

– Ваш ход, Ваше Величество, смелее!..

Дима попытался сделать шаг к доске и не смог. Умом он понимал, что почему-то должен доиграть эту партию; что в этом, возможно, заключается его истинное предназначение, но у него не хватало сил сдвинуться с места. Оправдывая его слабость, лошадиная морда с оскаленными зубами, будто кричала, раздувая ноздри со свежими капельками крови на еще теплом, мягком носу, что он не должен делать этого хода, не имеет права!..

Несколько минут Дима боролся с собой, потом сказал:

– Не могу, – медленно опустился на корточки, положив ладони на теплую землю и склонив голову, – не сейчас… я устал. У меня больше нет сил… – и в подтверждение собственных слов, почувствовал, как перед глазами поплыли цветные круги, все завертелось, наращивая обороты; поляна стала исчезать, оставляя его на чем-то пустом и белом…

Дима открыл глаза, несколько раз моргнул тяжелыми веками. Он лежал на сбившейся в комок постели, и все его тело ныло – раньше он никогда так не крутился во сне. Зато сам сон он помнил совершенно отчетливо – помнил ощущение разорванности, ужаса взрывов; помнил мертвый глаз… Только все это отдалилось в пространстве, став маленьким, как и положено происходящему на шахматной доске. Он потянулся, коснувшись холодной стены; почувствовал ее прочность и подумал, что она гораздо надежнее шаткой конструкции шахматного столика, который теперь заполнял его ночную жизнь. Повернул голову и увидел солнце, светящее прямо в окно.

Мгновенно вернулось осознание реальности. …Сколько же сейчас времени?.. – взглянув на часы, Дима с ужасом обнаружил, что уже половина двенадцатого. Вспомнил про вагоны, которые должны прийти, но вдруг решил, что это совершенно не важно, по сравнению с ночной партией; так же как деньги – ничто, по сравнению с глазами мертвой лошади.

Он лежал и смотрел в окно на холодное осеннее солнце, на ветки, застывшие уродливыми руками воздетыми к небу; впитывал тишину комнаты, нежась под одеялом, и ночное наваждение медленно вытеснялось из памяти. Лежать в постели было гораздо лучше, чем разорванным, в черной сырой воронке или лететь на танк, запутавшись в лошадиной гриве. Приходила предательская мысль, что насколько б реально не было видение, это всего лишь ночной кошмар, не более того, и он не может ни на что повлиять. Это ничего не значащая игра воображения – только, вот, откуда она взялась, такая ясная, неожиданная и продолжающаяся уже две ночи кряду?..

Шахматный столик, исчезнувший вместе с пробуждением, вновь возник на горизонте маленьким кубиком, раскачиваясь на невидимых качелях. Сейчас Дима не хотел его видеть, поэтому сел, спустив ноги на пол, пошевелив пальцами, убеждаясь, что после всех приключений все-таки остался цел. Посидел с минуту, собираясь с мыслями, и в это время раздался телефонный звонок. Дима вздрогнул от неожиданности, метнулся взглядом по комнате, ища трубку. Вспомнил, что оставил ее на кухне.

– Это ЧП Воронкова? Тут ваши вагоны пришли, еще ночью. Вы разгружать думаете, а то мы будем пеню начислять.

– Я уже еду! – наспех одевшись, Дима выскочил на улицу.

Вагонов почему-то оказалось сразу три. Дима быстро оформил документы и вышел на перрон со своей извечной проблемой – поиском грузчиков. Олега и его команды не было, зато крутилось несколько бомжей, которых Дима быстро сколотил в бригаду и отправил к вагонам. С машиной пришлось побегать, но, в конце концов, удалось найти КамАЗ у соседей, торговавших солью – они его уже разгрузили, и водитель был только рад, что остаток дня не пропадет даром.

Дима стоял подле вагонов и считал плиты, отмечая каждый десяток палочкой, и этих палочек становилось все больше. Когда машина ушла во второй рейс, Дима присел на косогор, где всегда отдыхал во время разгрузки. Солнышко припекало почти по-летнему… Дима почувствовал, что не выспался. Глаза закрывались сами, а голова клонилась на грудь. Он закурил, чтоб прогнать сон, но минут через пятнадцать веки вновь отяжелели, и, казалось, никакое мускульное усилие не могло поднять их. Если отдаться этому состоянию, тело начинает оседать, терять равновесие, и останется только распластаться на земле, но этого нельзя было допускать.