Фантом

Он сжимает мои руки, с каждым толчком вытесняя из меня сомнения. Его губы шепчут прямо в мои: «Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя».      И я верю.      Как и в то, что моего поступка никогда не было…»

Боль в боку напоминает, что я все еще здесь. Еще жива, и написанное – правда, которую придется проглотить. Руки дрожат, а сладковатый вкус алкоголя на языке теперь кислит.

– Пойми меня правильно, Виола, – совершенно спокойно произносит Джесс, складывая перед собой руки треугольником. – Ты хорошая девушка, но ты меня совершенно не заботишь. Я делаю это ради Ника.

– Так почему не выдал? У тебя была сотня возможностей ему рассказать.

Я чувствую, как Джесс напрягается. Все это время он наблюдал, проявляя осторожность, боясь сделать лишний шаг, но точно знал, когда следует достать из рукава припрятанный козырь.

– Потому что сам поступил так же, – произносит он, и я едва не роняю листок из рук. – Честность за честность. Я изменил день, когда погиб Тайлер.

– В каком смысле?

– Это не я, а Ник отдал Таю команду проверить заминированный сектор, – тихо произносит Джесс, и я замираю, впитывая каждое слово. – Одно неверно принятое решение, но оно убивало Ника сильнее яда. Тогда я обратился к твоему отцу, и полковник пошел мне на встречу. Я изменил всего строчку в дневнике – переставил местами его и свое имя, а потом мы стерли Нику память. Теперь он считает, что команду отдал я, только никто не мог предположить, что с этого момента я превращусь для него во врага. Эффект бабочки, – грустно улыбается Джесс. – Но я не жалею. И готов, если понадобится, вскрыть правду. А что тебе делать с этим знанием, решай сама.

Джесс встает, разворачивается на каблуках и уходит. Ему не нужен ответ. Он уже его знает, потому что не оставил мне выбора. А я остаюсь сидеть, сжимая измятый лист в руках, слушая приглушенные шаги на лестнице и ощущая, как медленно падаю в пропасть.

Спустя минуту дверь распахивается, и я прячу бумагу в карман.

– Давай руку, – говорит Ник, раскрывая аптечку. – Теперь мы, кажется, поменялись местами.

– Кажется, – едва слышно отвечаю я и протягиваю ладонь.

Очистив от спекшейся крови рваные края, Ник наносит на кожу слой заживляющей мази, чтобы унять боль и помочь порезам затянуться. Лекарство помогает. Вот только внутри моего сердца – выжженная пустыня.

Я молча гляжу в одну точку, чуть выше мужского плеча, пока не замечаю, что Ник закончил, завязав на тыльной стороне ладони бантик, и теперь наблюдает за мной. Он насмешливо улыбается, но теперь это добрая насмешка. Опирается локтем о колено и кладет голову на руку, пристально разглядывая мое лицо.

– Не стоит испепелять меня взглядом.

– Разве я испепеляю? – Ник хмыкает. – Признаться, я скучал по милым шпилькам, что ты так любишь бросать за шиворот.

Я встаю и отхожу к широкому подоконнику, вставая лицом к окну.

– В чем дело, Веснушка? Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в то, что ты смутилась от одного лишь взгляда, – упрямо настаивает Ник.

Я отвечаю бесцветным голосом, словно из него выкачали все краски:      – Ты ничего обо мне не знаешь.

– Ошибаешься.

Ник встает.      Даже не оборачиваясь, я чувствую на виске его жгущийся взгляд, который невольно заставляет повернуться. Он опирается бедром о старый деревянный комод, приютившийся сбоку от не зажженного камина, складывает на груди руки и выдыхает, словно собираясь с мыслями, а потом тихо произносит:      – Когда ты о чем-то сосредоточенно думаешь, то покусываешь костяшку согнутого пальца. Заходя в бакалею, обязательно здороваешься с продавцами. Ты показываешь Арту фотографии собак во всех попадающихся тебе в руки журналах, потому что почему-то считаешь, что он любит их. Ты стараешься не шуметь, когда прикрываешь дверь, и на цыпочках выходишь из комнаты, чтобы никто не проснулся. Никогда не смотришь телевизор, а уходя спать, прихватываешь с собой книгу. Ругаешься на свои веснушки, но на самом деле они тебе нравятся. Ты терпеть не можешь изюм, но в магазине почему-то всегда покупаешь овсяные хлопья с изюмом, и я до сих пор не смог понять, в чем же логика. Ты всегда говоришь: «Потом расскажу», но уже через пять минут забываешь, оставляя меня мучиться вопросом, что же ты хотела сказать. А когда права, то радуешься так, будто выиграла в лотерею.

Ник медленно приближается, и теплые пальцы касаются моей скулы. На секунду я теряюсь в ворохе взлетевших в голове эмоций, закруживших, как стая птиц.      В его взгляде нежность.      И так противоречиво…      Серьезность.

– А еще каждый раз отхлебываешь чай из моей кружки перед тем, как передать ее мне, что, признаюсь, приводит в полное бешенство, – шепотом произносит он и, словно запечатывая свои слова перед тем, как окончательно вручить, выдыхает и, собравшись с силами, добавляет: – Но я готов смириться с последним.