— У них есть приказ забрать одного человека, и они еще устроят проверку, чтобы убедиться, что вы — это вы. У них будут отпечатки ваших пальцев и сетчатки глаза из архивов Комиссии по народонаселению. Если они возьмут на борт не того человека или двух, будет новый скандал, а шведы слишком умны.
— Что же будет с вами?
— Ну, я скажу, что эго вы вырвали у меня станнер и оглушили их, затем заставили меня иод дулом пистолета отвезти вас в аэропорт, потому что сами не знали дороги. Вы приказали остановиться мне за воротами, оглушили меня и бросили станнер в машину. Рано утром я пришла в себя и вернулась в Малград,
— Но Конев и Калныня уличат вас во лжи.
— Они не смотрели на меня, когда я стреляла, да и вряд ли кто-то из них вспомнит этот момент. Кроме того, советское правительство приказало вернуть вас домой, и если вы будете возвращены, то, что бы ни говорил Конев, это не принесет ему пользы. Я ставлю рубль к копейке, нет, лучше доллар к копейке, что они предпочтут все забыть, а я снова стану официанткой.
— Они наверняка заподозрят вас.
— Тогда посмотрим. Ничего, — она произнесла это слово по-русски. — Что будет, то будет.
Палерон слабо улыбнулась. Они все еще ехали по шоссе, и Моррисон неуверенно спросил:
— Может быть, нам прибавить скорости?
— Ни на километр, — твердо ответила Палерон.
— Мы и так едва не превышаем границу а здесь следят радарами за каждым сантиметром. Им отказывает чувство юмора, когда речь идет о превышении положенной скорости, а я не хочу провести несколько часов в пункте полиции, попытавшись на пятнадцать минут раньше попасть к самолету.
Было далеко за полдень, и Моррисон начал испытывать легкий голод. Он спросил:
— Как вы думаете, что Конев сообщил обо мне Москве?
Палерон покачала головой:
— Не знаю. Но что бы там ни было, он полупил ответ на своей личной волне. Передатчик просигналил около двадцати минут назад. Вы не слышали?
— Нет.
— Да, в моей профессии вы бы долго не продержались. Они, естественно, не получили никакого ответа, поэтому человек в Москве, с которым связался Конев, постарается выяснить почему. Кто-нибудь обнаружит их, и они поймут, что вы на пути в аэропорт. Будет послана погоня, чтобы помешать вам. Как колесницы фараона.
— Только с нами нет Моисея, чтобы раздвинуть для нас Красное море, — ответил Моррисон.
— Если мы доберемся до аэропорта, у нас будут шведы. Они вас никому не выдадут.
— Что они смогут сделать против военных?
— Это будут не военные. Это будут официальные лица, работающие на экстремистскую политическую группировку, которые попытаются ввести в заблуждение шведов. Но у нас есть официальные бумаги, подтверждающие вашу выдачу, поэтому у них ничего не выйдет. Главное — первыми добраться туда.
— И тем не менее мы не должны увеличить скорость?
Палерон решительно покачала головой. Через полчаса она сказала:
— Ну вот мы и на месте. Удача на нашей стороне. Шведский самолет уже приземлился.
Она остановила машину, нажала кнопку и дверь со стороны Моррисона открылась.
— Дальше вы пойдете один, меня не должны видеть, но послушайте...
Она наклонилась к нему:
— Мое имя — Эшби. Когда доберетесь до Вашингтона, передайте, что если они считают, что мне пора возвращаться, я готова. Понятно?
— Понятно.
Моррисон вышел из автомобиля, щурясь от солнца. Вдалеке какой-то человек в форме, не в советской форме, махал ему рукой. Моррисон бросился бежать. На скорость бега не было никаких ограничений и, хотя никто не преследовал его, он бы не удивился, если бы погоня выросла из-под земли. На бегу он повернулся и в последний раз помахал рукой в направлении автомобиля. Ему никто не ответил. Человек в форме побежал навстречу, и Моррисон, споткнувшись, упал ему на руки. Теперь он увидел, что это была форма Европейской Федерации.
— Могу я узнать ваше имя? — спросил человек по-английски.
Моррисон с облегчением узнал шведский акцент.
— Альберт Джонас Моррисон, — ответил он, и они вместе направились к самолету, где его уже ждали, чтобы провести идентификацию.