Калныня спросила:
— Это правда, Альберт? Ты подтверждаешь его слова?
Моррисон прикусил было язык, но глаза выдали его. Конев сказал:
— Моя любовь была неизменна, Софья. Я страдал так же, как и ты. Но отдай мне Альберта, и все будет кончено. У меня будет моя работа, ты и наш ребенок, чего бы мне это не стоило, и будь я проклят, если я не справлюсь.
На глазах Калныни появились слезы.
— Как я хочу поверить тебе, — прошептала она.
— Тогда поверь. Ведь он сказал тебе.
Двигаясь словно во сне, Калныня подошла к
Коневу. Моррисон крикнул: «Твой приказ...», — и кинулся на них. Но тут же чьи-то руки обхватили его, и кто-то сказал:
— Спокойнее, товарищ американец. Не надо нападать на советских граждан.
Это была Валерия Палерон. Калныня прижалась к Коневу, рука, сжимающая станнер, безвольно повисла.
Палерон сказала:
— Академик, доктор, мы слишком бросаемся здесь в глаза. Давайте вернемся в комнату. Проходите, товарищ американец, и ведите себя спокойно, не то я буду вынуждена причинить вам боль.
Конев поймал взгляд Моррисона и торжествующе улыбнулся. У него было все — любимая женщина, его ребенок и его американец. Моррисон видел, что его мечта о возвращении домой лопнула, как мыльный пузырь.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ПОВОРОТ
Еще пятнадцать минут назад Моррисон думал, что больше никогда не увидит эту комнату в отеле. Он был на грани отчаяния, и его состояние было хуже, чем когда он остался один во внутриклеточном пространстве. Что толку? Снова и снова он повторял про себя эти слова. Он проиграл. Он всегда проигрывает. В течение многих часов ему казалось, что он нравится Софье Калныне, но ошибался. Он был всего лишь оружием в борьбе против Конева, и стоило тому только позвать, поманить ее пальцем, она вернулась к нему, и ей больше не нужны ни Моррисон, ни станнер. Он понуро взглянул на них. Они стояли в потоке солнечного света, льющегося из окна, он сидел в тени, так и должно быть. Они о чем-то шептались, настолько увлеченные друг другом, что Калныня, казалось, не осознавала, что все еще держит станнер. Моррисон хрипло окликнул их:
— Ваше правительство будет недовольно. У вас есть приказ освободить меня.
Конев взглянул на него, его глаза слегка прояснились, словно ему стоило большого труда обратить внимание на своего пленника. Ему не было необходимости следить за ним. Официантка, Валерия Палерон, с удовольствием, делала это. Она стояла рядом с Моррисоном и не спускала с него глаз. Конев ответил:
— Моему правительству не о чем беспокоиться. Скоро оно изменит свое мнение.
Калныня подняла руку, словно пытаясь возразить ему, но Конев перехватил ее:
— Ни с чем не беспокойся, Софья. Я уже отправил доклад в Москву. Это заставит их задуматься. Они свяжутся со мной на моей личной волне, и когда я скажу, что удерживаю Моррисона, им придется принимать решение и что-то делать. Я уверен, они смогут убедить Старика в целесообразности сделанного. Я обещаю тебе.
Калныня произнесла взволнованным голосом:
— Альберт.
Моррисон ответил:
— Ты собираешься сказать мне, что тебе очень жаль, Софья, и что ты вычеркнула меня из жизни по одному слову человека, которого ты, как казалось, ненавидела?
Калныня покраснела.
— Ты не вычеркнут из жизни, Альберт. С тобой будут хорошо обращаться. Ты будешь работать так же, как и в своей стране, только тебя по-настоящему оценят.
— Спасибо, — ответил Моррисон, обнаружив в себе запас сарказма. — Если ты за меня счастлива, то какое значение имеют мои чувства?
Нетерпеливо вмешалась Палерон:
— Товарищ американец, вы слишком много говорите. Почему бы вам не присесть? Садитесь.
Она толкнула его в кресло.
— Раз вы ничего не можете поделать, то почему бы вам спокойно не посидеть?
Она повернулась к Калныне. Конев нежно обнимал ее за плечи.
— А вы, маленькая царица, все еще планируете вывести своего любовника из игры и поэтому все еще держите станнер? Двумя руками вы обнимете его крепче.
Палерон взяла станнер из руки Калныни, и та не сказала ни слова, С любопытством глядя на станнер, Палерон сказала:
— Вот так-то лучше. Я боялась, что в пароксизме вновь обретенной любви вы начнете палить налево и направо.
Она подошла к Моррисону, все еще изучая станнер и поворачивая его в разные стороны. Моррисон неловко поднял руку.
— Не цельтесь в меня. Он может выстрелить.
Палерон надменно посмотрела на него:
— Не выстрелит, если я этого не захочу. Я знаю, как с ним обращаться.
Она улыбнулась Коневу и Калныне. Софья двумя руками обняла Конева и покрывала его лицо быстрыми нежными поцелуями. Палерон повторила:
— Я знаю, как с ним обращаться. Вот так. И вот так.
Сначала Конев, а затем и Калныня рухнули на пол. Палерон повернулась к Моррисону:
— А теперь, идиот, помоги мне. Мы должны действовать быстро, — она сказала это по-английски.
Моррисон ничего не понимал. Он бессмысленно уставился на нее. Палерон потрясла его за плечо, словно пытаясь разбудить.
— Ну, давай же. Ты возьмешь его за ноги.
Моррисон автоматически подчинился. Сначала