Фальшивая жизнь

Усевшись на знакомую скамейку у автобусной остановки, Мезенцев посмотрел на часы. Пропустил пару автобусов…

Новенький синий «Москвич-408» притормозил совсем рядом. Водитель – лысоватый дядька лет сорока в пижонском кримпленовом костюме и модной желтой рубашке с галстуком – выскочив, обежал машину, галантно распахнул дверцу перед сидевшей внутри пассажиркой – худенькой юной блондиночкой в нейлоновой блузке.

Вера!

Ну, мало ли, кто кого подвез, бывает… может, какой-нибудь там прораб…

Однако лысый не просто выпустил девушку – он еще поцеловал ее в губы! И та не отпрянула! Вот ведь… И куда только комсомольский патруль смотрит? Хотя при чем тут патруль? Это что же такое происходит?

Поцеловав Веру, хлыщ в кримпленовом костюме уселся за руль, помахал рукой и укатил вдоль по широкому проспекту Энгельса. Макс поднялся и зашагал к автобусу – как раз только что подошедший бело-голубой «ЗИЛ-158» с шипением распахнул двери. Десятый маршрут – на вокзал, там и автостанция. Как раз…

– Максим!

Он все же обернулся.

– А я думаю – ты это или не ты? – как ни в чем не бывало подбежала Вера. – А мне соседей подселили. Ничего, девчонки веселые…

– А ты теперь на «Москвиче» с работы ездишь? – Мезенцев презрительно усмехнулся и скривил губы. – Удобно…

– Ну, раз уж ты все видел… – Девушка вдруг сделалась серьезной и, кажется, ничуточки не смутилась. – Так оно и к лучшему… Давно хотела сказать, да как-то… Короче, это Виктор Палыч, главный инженер СМУ.

– Ага-а! Понятно… Главный инженер, о как! – развел руками Максим. – А не староват он для тебя?

– А ты не смейся! – резко одернула его Вера. – Знаешь, это моя жизнь… И я не очень-то хочу скитаться по общагам да малосемейкам. Надоело! Что так смотришь? Будешь воспитывать? Говорить о принципах советской молодежи, о трудовых подвигах, о том, что с милым рай и в шалаше…

– Да не собирался я ничего такого… – Максим неожиданно рассмеялся, без всякой обиды, без всякого зла. – И правда, твоя жизнь – живи! А я своей буду… Удачи!

Запрыгнув в автобус, Максим, не оборачиваясь, бросил пятак в кассу и оторвал билет.

– Ну, ты все же не держи зла! – прокричала вслед Вера.

Макс хмыкнул, но обернулся и помахал рукой…

Вот так вот, как-то все легко и случилось. Может быть, потому что не любовь у них с Верой была, а просто… легкое увлечение. Так ведь бывает…

Автобус, правда, оказался не того маршрута – шел на завод… А вот завод нынче стал парню без надобности. И правда – зачем?

* * *

Вернувшись с обеда, Ревякин сразу же заглянул к Алтуфьеву – в бывший свой кабинет.

– Володь, ты тут про лесника спрашивал…

– Ну? – оторвался от бумаг Владимир Андреевич.

– Мы когда с реки вернулись, с Койвы, где схрон осматривали… – Игнат начал издалека. – Так у меня все сапоги в иле. Липучий такой, зеленый… Дома еле отмыл! Так вот, Колька вспомнил, что такой же ил он видел на сапогах у лесника, Эрвеля. Ян Викторович на лошади к ним заехал как раз, когда Женя Колесникова пропала. Ты, Владимир Андреич, не думай – Колька парень приметливый.

– Хорошо, хорошо, – искоса глянув в окно, засмеялся Алтуфьев. – Я и не думаю. И к сведению обязательно приму. Спасибо, что сообщил. Да, если в дежурку из Таллина звонить будут, пусть срочно зовут.

Из Таллина позвонили уже ближе к вечеру. И разговор вышел долгий… Алтуфьев много раз переспрашивал, что-то записывал, уточнял, а потом, поблагодарив Марту, надолго заперся в кабинете – думать. И ведь было над чем! Много чего рассказала супруга…

Во-первых, словесный портрет (фотографию выслали позже). Эрвель, Ян Викторович, коренастый, без особых примет, лицо вытянутое, лоб высокий, с залысинами, глаза глубоко посаженные, серые, обычно носит вислые усы.

Но ведь это никакой не Эрвель! Лесник – высокий, с круглым лицом и седоватой бородкой, и глаза у него вовсе не глубоко посаженные, а скорей даже немного навыкате.

На кисти левой руки татуировка светло-синего цвета – сердечко и буквы «ВИКА». А вот это – совпадает! Еще бы – такая примета… Так татуировку-то можно и набить, если очень надо…

Тепло! Теплее! Горячо!

Владимир Андреевич вновь снял трубку, позвонив в Тянск:

– Сереж, Алтуфьев. Да-да, вечер добрый. У тебя данные на Авдейкина еще не пришли? Ну, те, из ИТК… Пришли? Славно! Ну-ка, глянь, с кем он там корешился? Ах, с земляками… Диктуй! Кярг… Ситуллин… Кареев… Ага, спасибо, пока все. Как там Авдейкин? Понимаю, что сидит. Ты вот что… ты его пока не трогай – пусть посидит, понервничает. А потом я скажу, когда. Да вообще-то и сам завтра подъеду.

И снова звонок, в Таллин, Марте. Хорошо, еще домой не ушла.

– Не ушла, не ушла, Инга сегодня у тетушки. Кярг… Ситуллин… Кареев… Гляну. Но только завтра уже. Ты моей подружке весь шоколадный отдел скупишь! Она «Аленку» любит, «Аннеке»… Ох, Володя, ну и неугомонный же ты!

– Я тоже тебя люблю, милая. Ты вот что, ты завтра мне сразу в Тянск звони, лады?

* * *