— Прошу к столу, господа, — позвала баронесса Хантер, и Генри махнув рукой на приготовления людей Кегнита, поспешил к ней, жестами приглашая помощника коменданта и сержанта следовать за ним.
В столовой зале их уже ждали. Слуг не было, но за столом восседали двое господ примечательной наружности. Один в жилетке поверх белой рубашки, перехваченной у горла строгим бантом. Лицо длинное, умное и какое-то грустное, как у породистой лошади.
Второй в малиновом камзоле свободного покроя с буффами и разрезами на рукавах. Он активно орудовал ножом и вилкой в тарелке и жевал с таким энтузиазмом, что шевелились уши. Крепкий — широкие плечи, лицо круглое и румяное. И пустое, как у человека, на котором страсти не оставляют отметин.
Кегниту были знакомы подобные лица. Люди с такими лицами служили в особых подразделениях Второго департамента, которые вице-канцлер задействовал, когда требовалось, чтобы недруг Ура исчез вместе с проблемами, которые доставлял. Навсегда.
За спиной крепыша на спинке стула висела шпага — короткая тяжелая рапира с открытой, без чашки, гардой. Оружие не дуэлянта, но убийцы.
— Мой кузен Рональд Флэшер, мессир. И мой дядя Эдмонт Феррин. Господа — помощник коменданта Старлока Джеймс Кегнит.
Лейтенант произнес что-то условно учтивое.
Крепыш поднял лицо от тарелки и невнятно поздоровался. Лорд с лошадиным лицом важно кивнул. И весь этикет.
Его не очень привечали за этим завтраком.
Он сел напротив, механически отмечая детали: маленькая, почти незаметная ссадина на длинном лице Феррина, заботливо припудренная умелой женской рукой; сбитые костяшки на правой руке Флешера; красные пятнышки на рубахе Тассела слишком яркие по сравнению с темными пятнами от вина.
Похоже, ночью здесь не только по портретам стреляли.
Слишком долго разглядывать господ было бы неприличным, и он опустил взгляд в свою тарелку. А кухарку-то и в самом деле рассчитали. В тарелках обнаружились только куски холодного вареного мяса, нарезанные тонкими пластами и пересыпанные зеленью и крупной морской солью. Еда провинциального лендлорда, а не утонченного уранийского нобиля.
Мясо почти не пахло, поэтому его ноздри работали, чутко улавливая запахи хозяев и гостей особняка. Это тоже важно. Платье Лоты источало аромат ванили, забивавшей ее естественный запах, духами она, похоже, не воспользовалась. Лорд Флэшер благоухал так, точно вылил на себя сразу флакон розовой воды. Примостившийся под левую руку от Кегнита граф Тассел в своем пятнистом одеянии мог бы посрамить своим амбре винный погреб, а от лорда Феррина несло чернилами из каракатицы и какой-то едкой химической дрянью.
Каждому свое, как сказал какой-то древний философ. Или просто каждый вылил на себя первую попавшуюся дрянь, чтобы приглушить запахи крови и пороха, впитавшиеся в кожу, в волосы? Вы кого-то потрошили ночью, мессиры?
— А где же ваша очаровательная тетушка, баронесса? Я имел удовольствие пару раз видеть вас вместе, и она произвела на меня самое благостное впечатление.
— Такое впечатление тетушка производит на всех, кто носит штаны. Нынче утром ей нездоровится, — отрезала Лота голосом, не располагавшим к застольным беседам.
Она расправлялась со своими кусками мяса с энергией, искренне восхитившей Кегнита. Ему даже показалось, что только присутствие за столом посторонних людей сдерживает молодую женщину от того, чтобы отложить в сторону вилку и пустить в ход длинные сильные пальцы.
В этом было что-то… хищное.
— Чем обязаны удовольствию видеть вас? — вежливо спросил лорд Феррин.
— Говори за себя, Фер, — хмуро пробурчал Флешер. — Мне никакого удовольствия видеть физиономию этого хлыща не доставляет.
— Мессир Кегнит склонен подозревать нас в чем-то сродни государственной измены, — жизнерадостно объявил Генри Тассел, больше стучавший вилкой по тарелке, чем разделывавший ей мясо.
Перчатку с руки он не снял и за столом.
— На случай, если за завтраком мы проболтаемся в симпатии к республиканской форме управления государством, он привел с собой маленькую армию.
Крепыш в малиновом отодвинул тарелку в сторону и вперил в Кегнита мрачный немигающий взгляд.
— Раз так, предлагаю не заморачиваться, — сказал он. — Свернем ему шею и в подвал.
Мастер-лейтенант впервые почувствовал беспокойство. Драки он не боялся, но его стихией была дипломатия. С круглоголовым же играть в слова и намеки, аккуратно подлавливая оппонента на неточностях и оговорках, не представлялось возможным. Это было удивительно простодушное двуногое животное, реагировавшее на опасность естественно и универсально: если угроза реальна, от нее надо избавляться.
Такой запросто может… в подвал.
— Мессир лейтенант, кажется, я слышал угрозу в адрес служащего Второго департамента, — негромко сказал сержант Бергман и взял нож так, словно собирался его воткнуть кому-то в брюхо. — Это уже — преступление.
— Полагаю, вы слышали шутку, сержант, — улыбнулся Кегнит.
— Ага. Шутка. Ха-ха, — медленно проворчал лорд Флэшер и снова уткнулся в тарелку.