Фабий Байл. Живодер

Она уставилась на него. Фабий нависал над ней, чувствуя себя неловко. Она ведь, пожалуй, впервые увидела в нем слабость. Не слабость тела, а слабость духа. Потребность быть главным, быть любимым, слышать хвалы своей мудрости и доброте. Быть идеальным отцом и богом в одном лице. Признавался он себе в этом или нет, но эта слабость сжигала его изнутри, как кислота. И она же убьет его в конце концов так же верно, как клинок или пуля. Он коснулся своей груди, чувствуя укол каменного ножа.

— Поэтому ты послал ко мне Арриана?

Фабий прочистил горло:

— Я ввел в действие протокол «Омега». Ты возьмешь свое… племя и войдешь в Паутину. Я…

— Нет.

Фабий воззрился на нее:

— Что?

— Нет. Мы не бросим свое царство. Этот мир — наш.

— Не думаю, что ты понимаешь всю тяжесть ситуации. С таким врагом вы еще не встречались. Вы не готовы…

Игори склонила голову:

— Так подготовь нас. Мы — твои орудия, Благодетель. Заточи наши клинки. Приготовь нас к войне. — Она подняла глаза. — О большем мы не просим.

Фабий покачал головой:

— Нет. Нет, я уже все приготовил. Ты уйдешь. Ты обязана. Кто-то должен позаботиться о твоем народе без меня. Лучше тебя у меня никого на примете нет.

На Майшану при этом он не смотрел, но ощутил на себе ее взгляд.

— А я уже сказала, что не уйду.

— Ты ослушаешься его? — взлаяла Майшана.

Игори глянула на нее, и на лице ее появилась кривая ухмылка. Рука легла на нож.

— Помнишь, внучка, я рассказала тебе свой сон?

Майшана поколебалась, но наклонила голову.

Фабий перевел взгляд с одной на другую:

— Сон? Какой сон? О чем ты говоришь?

Игори повернулась:

— Я видела тебя в саду, Благодетель. Я видела, как ты пал на колени перед серебряной змеей, и видела твое лицо, когда она нанесла удар. — Она говорила медленно, подбирая слова. — Ты учил нас сносить головы таким змеям. И сам же позволил ей поразить себя.

Фабий уставился на Игори, не в силах произнести ни слова.

Она коснулась его груди с торжественным выражением на лице.

— Она предупреждала меня об этом, но тогда я не поняла.

— Она… Мелюзина? — хрипло спросил Фабий, пытаясь разобраться. Он покачал головой. — Ты не понимаешь. Без этого было нельзя.

Игори отвернулась.

— Как и без этого. Прощай, Благодетель.

Через мгновение ее уже не было. Фабий долго смотрел на дверь. Когда остро вспомнился нож, в груди вспыхнула боль. Он перевел взгляд на Майшану:

— Для тебя с твоей стаей у меня новое задание.

— Ты хочешь, чтобы я вернула ее обратно.

— Да. Любыми средствами приведите ее в пункт эвакуации.

— Она ушла от нас, — в нерешительности возразила Майшана.

— Да, ушла, — ответил Фабий. — Но она — мой ребенок. Как и ты, как и все твои братья и сестры. Есть узы, которые не так легко разорвать.

Она пыталась выпустить мне кишки.

Уверен, что и ты пыталась сделать с ней то же самое.

Майшана тихо зарычала:

— Значит, мы собаки? Надо все забыть, потому что ты приказал?

Вопрос прозвучал почти — но не совсем — как вызов. Фабий вздохнул. Она отступила назад, сузив глаза. Напряженная.

Он погладил ее по щеке и мягко сказал:

— Да, вы собаки. Гончие. Выведенные специально. Избалованные, пожалуй. Я нянчился с тобой и тебе подобными на протяжении многих поколений, в то время как другие представители твоего вида зубами прокладывали себе путь к власти на сотне миров. — Он зажал ее подбородок между большим и указательным пальцами. — Давно надо было напомнить тебе, кто ты есть.

Как он и ожидал, рука Майшаны потянулась к ножу. Но рукояти она так и не коснулась. На это у гончей самоконтроля хватило. Фабий отпустил ее.

— Ното novus превзошли мои ожидания почти во всех отношениях. Ваша генетика — это произведение высочайшего искусства. С каждым поколением вы становитесь сильнее. Но эту силу не всегда сопровождает мудрость. — Он помолчал. — За исключением одного случая. Она — лучшая из вас, даже сейчас. И я не хочу, чтобы она или ты бездарно погибли в бесполезном сражении. Поэтому ты найдешь ее и отведешь туда, куда она должна пойти. Таков мой приказ.

Он посмотрел на нее и грустно улыбнулся.

— Будь так любезна исполнить его в последний раз.

— Он сумасшедший, — прорычала Савона. — Но я думала, что хоть у тебя найдется капля здравого смысла, Арриан. Пустить в оружейные склады зверье? Да что на него нашло?

Арриан старался сосредоточиться на подкормке цветов, но это ему давалось с трудом. Он поскреб имплантаты на голове. Они стали чесаться сильнее, как будто чувствуя, что должно произойти.

— Все это сооружение будет брошено, независимо от того, выиграем мы или проиграем. Большую часть собранных ресурсов тоже придется бросить. Почему бы не проявить щедрость в последний час?

— Потому что они вполне могут обратить это оружие как на врага, так и друг на друга, а то и на нас!

«Она слишком много говорит, — буркнул Бриай. — Как и все эти жалкие гедонисты. Словами сыплют, как рабы — стрелами… Говорят, говорят, говорят».

Арриан проигнорировал брата.