F20

Сложила конвертиком и отправила по рядам Мареку. Через несколько минут меня толкнули в спину, я повернулась и получила свою записку с лаконичным ответом:

Doch.[11]

Мы встретились у памятника. Марек не знал, куда деть руки.

– Что случилось? – спросила я.

Голос бултыхался в горле, как тонущий птенец.

– Ну… – Он почему-то все время улыбался. – Я… я познакомился… Ну, с другой… девушкой.

– А когда?

– Ты… как-то отдалилась, я тебе звонил, – сказал он.

Я молчала, и это подстегивало Марека, слова выходили из него толчками, сквозь застывшую улыбку, казалось, уже все, больше их нет, больше не надо, но они снова находились. Она красивая, ты сама так себя вела, я что, бегать за тобой должен, ну а что ты хотела, сколько мы могли еще, да не надо так смотреть, как будто я тебя прямо убил, это со всеми случается…

Я вдруг поняла, что Марек вовсе не раскаивается. Он гордится собой, гордится тем, что склеил какую-то новую девушку, что эта девушка приходит к нему, когда родители на работе, и раздвигает ноги под картиной с леопардом.

– Ты даже не позвонил, когда я была в больнице, – сказала я.

– У тебя же не было ничего серьезного. – Он пожал плечами.

Дома я засела за тетрадки Анютика с нерешенными задачами по алгебре. Жираф на 1 м 80 см выше самого крупного слона, какова масса жирафа? Масса индийского слона – 3 т 600 кг, высота индийского слона – на 1 м 20 см меньше, чем у африканского слона. Сколько весит африканский слон, если его высота 4 м, а 37,5 африканских слонов могут уравновесить одного кита? Кит – самое крупное млекопитающее на планете, длина синего кита – 33 м, если принять за этаж 3 м, до какого этажа достанет синий кит, когда встанет на хвост?

Я решила все, что было задано ей с прошлой недели. Потом карандашом написала решения всех задач до конца учебника. Закончив с заданиями Анютика, я схватила свою химию, в которую не заглядывала уже пару месяцев. Структура Периодической системы элементов, изотопы, строение атома. Химическими реакциями называются явления, при которых одни вещества, обладающие определенными составом и свойствами, превращаются в другие вещества – с другим составом и другими свойствами…

Я сжала ладонями виски, очень хотелось, чтобы настиг психоз, чтобы вокруг все задрожало, перевернулось, чтобы надо было бегать, кричать, только не сидеть так вот, не думать о нем.

– Сережа! – заорала я. – Где ты?! Почему ты не приходишь?! Почему ты не говоришь со мной?!

Экзамены я сдала на одни пятерки. Историчка, пылая горделивым румянцем, отвела меня в кабинет завуча.

– Ты молодец, – говорила завуч, – вот что значит взяться за ум. Ты же можешь, все можешь! И не общайся ты больше с этим Рыдваньским, он ничего хорошего тебе не даст, ты в институт поступишь, вся жизнь у тебя впереди!

Мне вручили почетную грамоту. Историчка пожелала всем хорошего летнего отдыха. Я засунула грамоту в сумку; в коридоре меня догнал Марек.

– Слушай, – он схватил меня за локоть, – я хотел…

– Отпусти меня! – крикнула я.

– Я просто хотел…

Я вырвала руку и убежала. Марек звонил десять минут подряд, с перерывами в пять секунд, потом прислал два сообщения: “Давай встретимся” и “Прости меня”. Около подъезда я натолкнулась на Сашу, он сидел на лавочке с банкой пива и слушал музыку в наушниках.

– Смотри, что у меня есть! – Я показала ему грамоту.

– Класс, – сказал он, – пиво будешь?

Я решила напиться и переспать с ним в максимально отвратительной форме. Так, чтобы тошнило. Желательно на полу, в грязи, может, рядом с какой-то чужой, пахнущей носками обувью. Лишить этот процесс даже покушений на эстетизм, предварительно вспотеть, упасть, ободрать коленку, так чтобы зеленый след от травы смешался с кровью. И чтобы он еще говорил мне что-то совершенно невыносимое: “родная моя”, например, или: “я так тебя хочу”.

Саша жил в Железнодорожном с мамой. Отец умер от цирроза печени. Когда мы, пьяные, завалились к нему, его мама как раз собиралась на кондитерскую фабрику, где всю жизнь работала посменно. У нее были длинные, крашенные в бордовый цвет волосы и толстое тело, которое норовило выглянуть из-под свитеров и поясков, как поднявшееся тесто.

– Ты чего среди дня нажрался-то? – спросила она.

– Я не нажрался, – не очень оригинально ответил Саша.

– А ей сколько лет? – Его мама указывала на меня. – Ты совсем озверел уже? Ей же шестнадцати нет! Сесть хочешь, кретин ты чертов?

– Я просто в гости пришла, – сказала я.

– Ой… – Мама Саши криво улыбнулась. – В гости она пришла! К кому пришла-то, овца ты безмозглая? – Теперь она уже обращалась к Саше. – Сейчас она пришла, а через час в слезах на станцию побежит: мамочка, он меня изнасиловал!

– Мама… – Саша решительно подвинул ее к входной двери. – Мам, у тебя какой-то… нездоровый взгляд на жизнь… Я не буду ее насиловать, мам… Она мне просто нравится… Как человек.

– Передачи я тебе носить не буду! – Она вышла и захлопнула дверь.

В подъезде загудел лифт. В Сашиной комнате был наскоро – видимо, его мамой – наведен порядок. Без особого, впрочем, усердия. На диване растрепанной стопкой лежали рисунки: драконы, змеи, какие-то надписи.