Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

сколько угодно. Он рассказывал очень долго, вероятно часа два. Я мало слушал, но делал вид, что слушаю. Устав говорить, он вспомнил, что сидит у меня много

времени, вынул часы, сказал, что и сам запоздал к чтению корректур, и, вероятно, задержал меня, встал, простился. Я пошел проводить его до двери, отвечая, что

меня он не задержал, что, правда, я всегда занят делом, но и всегда имею свободу

отложить дело и на час и на два. С этими словами я раскланялся с ним,

уходившим в дверь.

Через неделю или полторы зашел ко мне незнакомый человек скромного и

почтенного вида. Отрекомендовавшись и, по моему приглашению, усевшись, он

сказал, что думает издать книгу для чтения малообразованным, но

любознательным людям, не имеющим много денег; это будет нечто вроде

хрестоматии для взрослых; вынул два или три листа и попросил меня прочесть их.

Это было оглавление его предполагаемой книги. Взглянув на три, четыре строки

первой, потом четвертой или пятой страниц, я сказал ему, что читать бесполезно: по строкам, попавшимся мне на глаза, достаточно ясно, что подбор сделан

человеком, хорошо понявшим, каков должен быть состав хрестоматии для

взрослых, прекрасно знающим нашу беллетристику и популярную научную

литературу, что никаких поправок или пополнений не нужно ему слышать от

меня. Он сказал на это, что в таком случае есть у него другая просьба: он человек, чуждый литературному миру, незнакомый ни с одним литератором; он просит

меня, если это не представляет мне особого труда, выпросить у авторов

выбранных им для его книги отрывков дозволения воспользоваться ими. Цена

книги была назначена очень дешевая, только покрывающая издержки издания при

распродаже всех экземпляров. Потому я сказал моему гостю, что ручаюсь ему за

согласие почти всех литераторов, отрывки из которых он берет, и при случае

скажу тем, с кем видаюсь, что дал от их имени согласие, а с теми, о ком не знаю

вперед, одобрят ли они согласие, данное за них, я безотлагательно поговорю и

прошу его пожаловать ко мне за их ответом дня через два. Сказав это, я

просмотрел имена авторов в оглавлении, нашел в них только одного такого, в

согласии которого не мог быть уверен без разговора с ним; это был Ф. М.

Достоевский. Я выписал из оглавления книги, какие отрывки его рассказов

предполагается взять, и на следующее утро отправился к нему с этой запиской, рассказал ему, в чем дело, попросил его согласия. Он охотно дал. Просидев у

него, сколько требовала учтивость, вероятно больше пяти минут и, наверное, меньше четверти часа, я простился. Разговор в эти минуты, по получении его

согласия, был ничтожный; кажется, он хвалил своего брата Михаила

Михайловича и своего сотрудника г. Страхова; наверное, он говорил что-то в

этом роде; я слушал, не противоречил, не выражал одобрения. Дав хозяину

кончить начатую тему разговора, я пожелал его журналу успеха, простился и

ушел.

Это были два единственные случая, когда я виделся с Ф. М. Достоевским.

213

П. М. КОВАЛЕВСКИЙ

Павел Михайлович Ковалевский (1823-1907) - поэт, беллетрист и

художественный критик, племянник путешественника и писателя Егора

Петровича Ковалевского, горный инженер по образованию.

С 1853 до 1858 года, живя в Швейцарии и Италии, писал статьи,

опубликованные частью в "Отечественных записках" в 1857 и 1858 годах под

общим названием "Картины Италии и Швейцарии", а частью с половины 1859

года - в "Современнике", под общим заглавием "Путевые впечатления

ипохондрика". В 1864 году эти статьи были собраны автором в одну книгу и

изданы под заглавием "Этюды путешественника: Италия, Швейцария.

Путешественники и путешествие" (СПб. 1864). Книга была встречена весьма

сочувственно как публикой, так и критикой.

По возвращении в 1859 году в Петербург Ковалевский помещал переводы

и оригинальные стихотворения в "Современнике", "Отечественных записках",

"Вестнике Европы". В N 2 "Современника" за 1861 год был напечатан его рассказ

"Уголок Италии", а в N 11 и 12 за 1864 год - повесть "Непрактические люди"; в

1870 году помещал в "Вестнике Европы" отчеты о художественных выставках.

Ковалевский имел возможность наблюдать многих выдающихся деятелей

искусства своего времени: Тургенева, Фета, Некрасова, Глинку, Крамского. Им

написаны воспоминания "Встречи на жизненном пути" (о Достоевском в гл. V -

"Николай Алексеевич Некрасов"). Ковалевскому принадлежит также

незаконченный автобиографический роман "Итоги жизни" (BE, 1883, N 1-3).

ИЗ "ВСТРЕЧ НА ЖИЗНЕННОМ ПУТИ"

Лучшего редактора, как Некрасов, я не знал; едва ли даже был у нас

другой такой же. Были люди сведущее его, образованнее: Дружинин, например, но умнее, проницательнее и умелее в сношениях с писателями и читателями

никого не было. Краевский был просто толковым хозяином литературной лавки

со значительной приправой кулачества; литературного вкуса у него и духу не

было. Некрасов был тонкого обоняния редактор, эстетик, каких мало (хотя он и

обязан был скрывать этот порок от столпов своей редакции, Чернышевского и

Добролюбова). Эстетическую контрабанду он один умел проносить в журнал

через такие таможенные заставы, какие воздвигнуты были отрицанием искусства,