Журнальная деятельность Федора Михайловича, если взять все вместе,
имеет очень значительный объем. Он питал к этого рода деятельности
величайшее расположение, и последние строки, им написанные, были статьи
последнего номера его "Дневника".
Издания, в которых он являлся как журналист, то есть как редактор,
публицист и критик, были следующие:
1) "Время", ежемесячный толстый журнал, издававшийся под редакциею
брата Федора Михайловича, Михайла Михайловича Достоевского, с января 1861
по апрель 1863 (включительно).
2) "Эпоха", такой же журнал, выходивший с начала 1864 года по февраль
1865 (включительно), сперва под редакциею того же Михаила Михайловича
177
Достоевского, а с июня 1864 года, после его смерти, под редакциею А. У.
Порецкого (ныне уже покойника).
3) "Гражданин", издание, основанное в 1872 году князем В. П.
Мещерским, еженедельная газета. Редактором ее в первый год был Г. К.
Градовский, а в следующий, 1873, - Федор Михайлович. Здесь Федор Михайлович
начал писать фельетоны под заглавием "Дневник писателя"; это был зачаток
следующего издания.
4) "Дневник писателя". Ежемесячное издание. Выходил в 1876 и 1877
годах. В 1880 году вышел один номер за август; в 1881 вышел январский номер
уже по смерти своего редактора.
Дух и направление этих журналов составляют совершенно особую полосу
в петербургской журналистике, отличающейся, как известно, большою
однородностию в своих стремлениях, вероятно, вследствие однородности тех
условий, среди которых она развивается. Деятельность Федора Михайловича шла
вразрез с этим общим петербургским настроением, и преимущественно он, силою
таланта и жаром проповеди, дал значительный успех другому настроению, более
широкому, - русскому, а не петербургскому.
Попытаюсь последовательно указать ход этого дела. Мое знакомство с
Федором Михайловичем началось именно на журнальном поприще, притом еще
раньше, чем стало выходить "Время". В конце 1859 года было объявлено об
издании в следующем году нового ежемесячного журнала "Светоч", под
редакциею Д. И. Калиновского. Главным сотрудником в этом журнале был А. П.
Милюков, в то время мой сослуживец по одному из учебных заведений. Я
предложил ему для первого же номера свою статью, первую большую статью, с
которою я вступал на петербургское журнальное поприще. К великой радости, статья была одобрена, и А. П. пригласил меня в свой литературный кружок {1}, на свои вторники, в Офицерской улице, в доме Якобса. С первого вторника, когда
я явился в этот кружок, я считал себя как будто принятым наконец в общество
настоящих литераторов и очень всем интересовался. Главными гостями А. П.
оказались братья Достоевские, Федор Михайлович и Михаил Михайлович,
давнишние друзья хозяина и очень привязанные друг к другу, так что бывали
обыкновенно вместе. Кроме их, часто являлись А. Н. Майков, Вс. Вл.
Крестовский, Д. Д. Минаев, доктор С. Д. Яновский, А. А. Чумиков, Вл. Д.
Яковлев и другие. Первое место в кружке занимал, конечно, Федор Михайлович: он был у всех на счету крупного писателя и первенствовал не только по своей
известности, но и по обилию мыслей и горячности, с которою их высказывал.
Кружок был невелик, и члены его были очень близки между собою, так что
стеснения, столь обыкновенного во всех русских обществах, не было и следа. Но
и тогда была заметна обыкновенная манера разговора Федора Михайловича. Он
часто говорил с своим собеседником вполголоса, почти шепотом, пока что-нибудь
его особенно не возбуждало; тогда он воодушевлялся и круто возвышал голос.
Впрочем, в то время его можно было назвать довольно веселым в обыкновенном
настроении; в нем было еще очень много мягкости, изменявшей ему в последние
годы, после всех понесенных им трудов и волнений. Наружность его я живо
помню; он носил тогда одни усы и, несмотря на огромный лоб и прекрасные
178
глаза, имел вид совершенно солдатский, то есть простонародные черты лица.
Помню также, как я в первый раз увидел, почти мельком, его первую жену, Марью Дмитриевну; она произвела на меня очень приятное впечатление
бледностию и нежными чертами своего лица, хотя эти черты были неправильны и
мелки; видно было и расположение к болезни, которая свела ее в могилу.
Разговоры в кружке занимали меня чрезвычайно. Это была новая школа,
которую мне довелось пройти, школа, во многом расходившаяся с теми мнениями
и вкусами, которые у меня сложились. До того времени я жил тоже в кружке, но в
своем, не публичном и литературном, а совершенно частном. Таких кружков
всегда существует очень много в Петербурге, кружков часто любознательных, читающих, вырабатывающих себе свои особенные пристрастия и отвращения, но
иногда вовсе не стремящиеся к публичности.
Мое знакомство этого рода состояло из людей моложе меня возрастом;
назову из живых Д. В. Аверкиева, из покойных М. П. Покровского, Н. Н.
Воскобойникова, В. И. Ильина, И. Г. Долгомостьева, Ф. И. Дозе {Эти имена
потом все стали принадлежать литературе, хотя участие иных было и
чрезвычайно малое, даже вовсе незаметное. (Прим. Н. Н. Страхова.)}. Тут