Евротрэш

Мать рылась в полиэтиленовом пакете, отсчитывая купюры. У барака остановилась машина, это был пилот. Кассир выписал квитанцию, пересчитал деньги и сунул в ящик стола. Пилот зашел внутрь, стягивая куртку. Он был в пилотской рубашке с эполетами и при галстуке. Что-то здесь было нечисто. И точно, пилот и кассир подошли к нам вплотную, и пилот поинтересовался, сколько денег у нас в пакете.

– В каком еще пакете? – спросила мать, крепко прижимая пакет к груди. – Вы что, собираетесь ограбить старуху?

– Давайте сюда пакет, – сказал пилот.

– Нет, – сказала мать.

– Томас, забери у нее пакет.

– Идиот, ты назвал меня по имени! – сказал кассир.

– Какая разница? – откликнулся пилот.

– Такая, что теперь они знают, как меня зовут!

– И что?

– Кристиан, почему ты молчишь? – спросила мать. Она смотрела на меня испуганно и в то же время с торжеством и с какой-то непонятной мне хитринкой во взгляде. Я снова зажал в кулак связку ключей в кармане куртки. Только дотроньтесь до матери, и я ударю кулаком с зажатыми ключами обоим промеж глаз.

– Пакет давайте, – сказал пилот.

– Забирайте, – мать протянула ему пакет.

Он жадно схватил его, сжал, взглянул изумленно и сунул руку внутрь. Пакет был пуст.

В эту минуту перед входом затормозило наше прежнее такси. Водитель вышел, и мы увидели в окно, как он достает из багажника забытый нами ролятор и идет с ним к двери. И вот он уже внутри.

– Мадам, ваш… ваша опора для ходьбы. Вы забыли ее у меня в машине.

– Господи, ролятор! Спасибо большое! А вы, милейший герр Томас, догадываетесь, я полагаю, что в нынешних обстоятельствах мы вынуждены отказаться от поездки, – сказала мать.

– Мне очень жаль, но полет уже оплачен.

– Верни им деньги, живо! – сказал пилот.

Кассир с обреченным видом открыл ящик стола, вытащил девять тысячефранковых купюр и толкнул их через стол.

– Извините, мадам, – сказал он. – Мы просто хотели…

– Никаких извинений! Вы хотели нас ограбить. Вы нам угрожали. Так ведь, Кристиан?

– Да.

Мать взяла купюры со стола и сунула обратно в пакет. Мать и таксист переглянулись. Двое с аэродрома и таксист переглянулись. Мы с матерью переглянулись. Все обменялись взглядами со всеми, эдакая абсурдная мексиканская дуэль посреди Бернских Альп.

– Вы свободны сейчас? – спросила мать.

– Да, пойдемте, – ответил водитель, подхватил ролятор и двинулся к своему такси.

– Всего хорошего, – я разжал кулак, ключи скользнули обратно в карман. Рука у меня дрожала от адреналина.

– Убирайтесь подобру-поздорову, – сказал пилот.

– Аэродром в Заанене уже не тот, что был, – прокомментировала мать, выходя. – Отсюда я всегда летала с твоим отцом в Гамбург. Как хорошо, что таксист вовремя приехал. Двоих бы эти бандиты запросто убили, а вот троих уже нет.

– Слушай, мама…

– Да?

– А куда делись все деньги из пакета?

Мы уселись на заднее сиденье и дружно выдохнули. – Гляди, – сказала она и расстегнула куртку. Живот у нее был весь облеплен кучками купюр. – А еще мне нужно поменять мешок. Из-за этих подонков я так переволновалась, что сработал кишечник.

Мы расхохотались. Я в первый раз слышал, чтобы мать смеялась – за не знаю уж сколько лет. А сам я, кажется, вообще никогда громко не смеялся.

– Куда едем, господа хорошие?

– Отвезите нас, пожалуйста, в Базель, в гостиницу «Три волхва».

– Нет, погодите. Кажется, поездка в Базель не задалась, – внезапно встряла мать. – Пожалуй, не так уж мне нужны эти шоколадные машинки. Зато я вспомнила, что никогда в жизни не видела эдельвейса. В смысле, настоящего, как он растет. А ты?

– И я нет.

– Эдельвейс, – сказала она, – появился из слез Ледяной девы, там у глетчеров наверху.

– Вот как.

– Да, и пора мне наконец увидеть этот цветок в натуре. Поехали, не стоит задерживаться на этом аэродроме, поезжайте, пожалуйста, в горы, как можно выше.

– С удовольствием, мадам. Так, какой нам выбрать маршрут… Вы не возражаете, если мы поедем в направлении Ле Дьяблере? Доедем сперва до Коль дю Пийон и там спросим, где у них эдельвейсы? Оттуда можно подняться по канатной дороге.

– Стартуем на Коль дю Пийон! – сказала мать. – Достань мне, пожалуйста, водку.

И мы поехали в сторону Фётерсёя и Гштейга, к перевалу, отделяющему немецкую Швейцарию от французской. Долина Зааны с юга и востока граничила с романскими областями, и гортанный, архаический горноалеманнский диалект, на котором говорили тут у нас, уже через несколько километров полностью сменялся современным франко-провансальским. Я открыл окно со своей стороны. Мать держала на коленях бутылку водки и время от времени делала глоток.

Когда-то осень была для меня временем чудес. Я всегда любил осень. По обе стороны долины подымались в гору ровные ряды елей, наверху цеплялись за острые гребни гор белые облачка, предвещавшие скорый снегопад. И когда я опустил оконное стекло, снаружи и в самом деле потянуло снегом, льдом и еле уловимо – ржавчиной.

– Скажи, мама, почему тебе вдруг понадобился эдельвейс?

– Потому что мне недолго осталось.

– Не надо так говорить.

– Я знаю, ты уже много лет страшно зол на меня. Я, конечно, тоже не без греха. По отношению к тебе. Но до раскаяния у меня пока дело не дошло.